— Поверьте, — продолжил он после небольшой паузы, — самое страшное в горах — это даже не камнепад, а... когда стреляют. Я испытал. Я знаю... Именно здесь, в ваших местах.
— Любопытно, — сказала длинноногая девушка.
Не сразу начал свой рассказ иностранец. Отхлебнув глоток пива, он долго и пристально наблюдал, как струйка дыма от только что прикуренной сигареты поднимается вверх, к потолку. Он вспомнил что-то давнее, пережитое.
— Знаете, что такое «Эдельвейс»? — спросил он наконец.
— Красивый такой белый цветок, — оживилась девушка. — В переводе с немецкого «благородно-белый»...
— Не совсем есть так, — прервал ее иностранец. — Но такой цветок тоже есть. Только я говорю про германскую горнострелковую дивизию «Эдельвейс»... — лицо его вдруг посуровело. Он сердито засопел и обронил: — Однако, к чему это нужно, что я болтаю...
— Нет, вы, пожалуйста, расскажите, — попросил Азрет, сев поудобнее.
— Мы слушаем, — сказал Хасан.
Иностранец обвел молодых людей задумчивым взглядом, несколько раз глубоко затянулся, помедлил и начал:
— Я вспомнил об этом еще и потому, что в тот день было так же пасмурно. Вспомнил... вернее сказать, никогда не забывал... Шел такой же мелкий дождь. Наши войска уже вошли в ущелье. Но каждый шаг приходилось делать с боем. Вот тогда нас, альпийских стрелков, послали вперед. Это метров пятьсот отсюда. Тропа к перевалу. Я вчера был там. Узнал эти места. Да, да, наш передовой отряд был именно там выброшен с парашютами.
Иностранец помолчал. Стряхнул сигаретный пепел.
— Мы были хорошо вооружены, молоды, настроение у всех было бодрое. И местность знали превосходно: перед войной бывали на Кавказе дважды как молодые альпинисты. Карты имели подробные. Дивизия наша называлась «Эдельвейс». И мы были уверены, что она непобедима.
— Вы были, извините, самоуверенны, — заметил Азрет.
Иностранец будто не расслышал его и продолжал тем же ровным тоном:
— «Эдельвейс» знал только победы... У нас были удивительно легкие военные успехи в норвежских фьордах и на острове Крит. Мы гордились значками «Эдельвейса», которые носили на своих суконных шапках.
Хасан смотрел на этого битого, но все же уцелевшего, и никак не мог представить этого старого человека молодым в то время, когда он ступил на нашу землю как враг, как завоеватель.
— Приземлились мы благополучно, — продолжал свой рассказ «непобедимый».
На своих слушателей пожилой иностранец уже не обращал внимания, даже если рассеянный взгляд его и останавливался на ком-либо из них. Он рассказывал о событиях более чем тридцатилетней давности, весь поглощенный невеселыми воспоминаниями о бесславном конце некогда прославленной дивизии.
...Отряд десантников удачно приземлился. «Эдельвейсовцы» сложили парашюты, без особого труда нашли друг друга, собрались вместе и, определившись по картам маршрута, не спеша двинулись в путь. За выступом скалы послышался шум осыпающихся камней, блеяние овец. Два пастуха гнали отару в сторону перевала. Немцы не тронули пастухов. Укрылись за скалой, наблюдали. Отара прошла мимо, немного выше того места, где притаились егеря.
— Жаль, пропадает столько свежего мяса, — сказал кто-то.
Остальные молчали. Темно-серая ткань тумана затягивала ущелье. Десантники имели задание разведать подступы к перевалу и ожидать подхода основных сил. В общем довольно простое задание...
Неожиданно тишину ущелья разорвал винтовочный выстрел. В то же мгновенье, вскрикнув, схватился за голову шедший впереди егерь и рухнул замертво на тропу...
Все остальные бросились на землю, попрятались за камнями, пытаясь определить, откуда стреляли. Это не так просто в горах, где эхо многократно повторяет звук... Затем тропу окутал густой туман. Охотиться за снайпером не было смысла: слишком дорого могла обойтись охота...
Слушатели не прерывали иностранца. Интерес к его рассказу смешивался с чувством острой неприязни к самому рассказчику, который приходил на их родную землю как враг. Все, особенно Азрет, смотрели на него посерьезневшие, сосредоточенно-строгие. Да, когда-то он был врагом. Но теперь перед ними сидел уставший от жизни человек, седой и весь в морщинах. Говорил он вроде бы с сожалением, но неясно — об утраченной ли молодости грустил или о содеянном в молодости.
— Когда подошли наши части, мы немедленно сообщили командиру подразделения о засаде. Он недостаточно всерьез принял наше предупреждение, а тут еще и туман начал рассеиваться, — и повел себя неосторожно. Тут же прогремел выстрел. Снайпер бил наверняка — опять в голову. Обер-лейтенант даже не успел вскрикнуть... На этот раз укрытие снайпера обнаружили. Он выбрал позицию на крутом склоне, среди огромных валунов. Подойти невозможно. Мы ни разу в своей воинской практике не использовали минометов против одного-единственного человека. Но сейчас это, пожалуй, не стоило считать унизительным. Третьей миной его накрыло. Это был совсем молодой солдат. Спутники мои молчали. Не верилось, что безусый юнец остановил нас. Он помог своим выиграть время. Перевал не сдавался. Мы так и не смогли его взять и пробиться в Закавказье.