Парень притормозил, обернулся — не обижен ли старик?
— Мне бы хотелось постоять здесь, — смутился Герюгов. — А дальше — пешком. Недалеко ведь...
— А чего тут стоять? — пожал плечом парень. — Жара и ветер...
— Спасибо, молодые люди, — улыбнулся Герюгов. — Я тут пешком.
Синебокий «Москвич» загудел и умчался.
Лучи жаркого солнца полоскались в прохладных водах Кубани.
Мост врос в каменистые берега реки, будто не человеческая рука его сотворила, а сама мать-природа.
Герюгов погладил ладонью горячий металл и посмотрел вниз на вздрагивающую тень. Река проплывала под мостом осторожно и осторожно уходила дальше, как бы стараясь не шуметь.
...Изрядно потрепанный полк отступал через этот мост. Два грузовика, несколько зеленых подвод с ранеными. Тяжело ступают, опустив головы, усталые солдаты, потому что горечь отступления тяжким камнем давит на их плечи. Они выходят на мост, не замедляя и не ускоряя шага, и не замечают, что уже на мосту.
— Герюгов! К командиру батальона!
Кто это крикнул? Да, да, это крикнул тогда еще, давно, черноусый связной.
— Я строил этот мост, — сказал Герюгов. Сказал тогда — давно-давно, когда еще не было синебокого «Москвича» с этим веселым юношей. Он сказал это давно, когда еще был жив комбат.
Дым от сгоревшей пшеницы повис в воздухе. Земля и небо погрузились в зловещую тишину, будто тихо готовясь к новому сражению. Лишь всплескивала Кубань-река под нечаянным ветром. Это было давно. С той поры осталась только река.
Комбат подошел к бойцам, укладывавшим минные пакеты.
— Не грусти, Герюгов. Наступит и наш черед...
— Есть не грустить, — ответил Герюгов, не поднимаясь перед командиром потому, что был занят делом, которым лучше бы не заниматься никогда.
— Подними голову, джигит, — сказал мне еще живой комбат. — Вернемся — лучший построим!
Герюгов поднял голову:
— Жалко. Слышите — гудит. Будто чует свой последний час.
— Это не мост гудит, — сказал еще живой комбат. — Это танки гудят. Торопись, Герюгов...
Очень давно он тянул взрывной провод к окопу. Герюгов тянул провод, а пушки и пулеметы повернули стволы в сторону дремлющего пустого моста. Бойцы перешли через мост, обернулись и ждали, пока Герюгов протянет свой бесконечный провод.
Герюгов сидел в окопе, придавив головой руку, лежавшую на рукоятке взрывателя. Это он помнит. Но это было потом, когда еще был жив комбат. А еще до того, как комбат был жив, еще до того, как пушки уставились на мост, девушки, смеясь, бросали полевые цветы с моста вниз. У них были молодые крепкие ноги. Это было еще до всего: до пушек, до раненых, до взрывного провода, это было до всего, что было потом. Это было, когда грузовики везли хлеб через мост...
— Это не мост гудит, — сказал еще живой комбат, — это танки гудят! Не прозевай, Герюгов!
Он не прозевал.
Танки подошли к мосту, а он ждал, пока они решатся ступить на пустой мост. Он поднял голову и ждал.
И танки решились и ступили на железное тело моста. Герюгов, стиснув зубы, дернул рукоять взрывателя. Загремела и зашаталась земля. Это он тоже помнит. А потом рассеялся дым. Мост — в воде, а железные перила разорваны как нитки. И еще он помнит, что мост стонал, умирая.
Он помнит это хорошо.
Это было, когда комбат еще был жив.
И миновало время. И Герюгов снова услышал:
— Герюгов! К командиру батальона!
Это сказал черноусый связной, который был жив всегда.
— После бомбардировки и артобстрела расположения врага — немедленно обеспечить переправу! — приказал Герюгову комбат.
— Я взрывал этот мост, — сказал Герюгов, потому что это был другой комбат, который не знал, что Герюгов взрывал этот мост, и не знал, что еще раньше он его строил.
— Молодец! — похвалил этот другой комбат. — Хорошо взорвал! Торопись, Герюгов!
Это было давно, после пушек и раненых, но еще до того синенького автомобильчика с красивой девушкой на переднем сиденье.
Но это было после тяжкого отступления. Это было по пути туда — в Германию...
Герюгов посмотрел в бинокль на останки своего моста. Мост еще больше осел, словно пытаясь захоронить себя в синих волнах Кубани.
— Торопись, Герюгов, — крикнул новый комбат.
Это было давно.
После бомбардировки и артиллерийского обстрела расположения войск противника Герюгов начал наводить переправу. Он не дождался конца бомбардировки, это он помнит. Он не дождался конца артобстрела, это он тоже помнит. На той стороне реки еще рвались свои снаряды, когда Герюгов начал работу. Но какой получилась переправа — он не помнил. Она была как все переправы, cделанные на ходу. На них некогда было смотреть и некогда было их запоминать.