— Отличный выбор, мэм, — отвечает официант, но веселые огоньки в его глазах говорят мне, что он не хуже меня знает, что это гребаная чушь. Под моим прищуренным взглядом он опускает голову, чтобы скрыть ухмылку, и берет мое меню. — А что будете пить?
— Она будет водку с содовой и лимоном. — Аннализ подмигивает. — Без сахара.
— Вообще-то, я не пью. Рутбир (прим. root bear — безалкогольный газированный напиток с травяным вкусом, популярный в Северной Америке) было бы великолепен.
Интересно, вызваны ли ужас и неверие в выражении ее лица моей вынужденной трезвостью или газировкой с сахаром. Прежде чем она успеет отчитать меня за что-либо из этого, я говорю ей.
— Мой отец скончался, когда мне было шестнадцать, после того, как его машину сбил пьяный водитель. Я целую вечность не пила рутбир, вплоть до недавнего времени, потому что это был любимый напиток моего отца. Нам нравился тот сорт, который выпускался в коричневых стеклянных бутылках, папин старомодный рутбир, так он назывался. — Я смеюсь. — Мой папа говорил мне, что он сам это сделал, вот почему на нем его имя. Каждую пятницу он приходил домой с работы с упаковкой из шести банок пива, и мы все выпивали по одной, пока ели нашу семейную пиццу и ходили в кино.
— Это… ну…
— Мне тоже, пожалуйста, рутбир, — перебивает Моника. — Не пила его с тех пор, как была ребенком. — Она смотрит на Аннализ. — Ты хвалила танцы Дженни?
Она колеблется, прежде чем кивнуть.
— Да, как я уже говорила, ты была бы прекрасным дополнением здесь. — Она разводит руки в стороны, а затем сцепляет их под подбородком, и я, наконец, получаю от нее зубастую улыбку. Это странно напоминает знаменитую улыбку Чендлера Бинга на помолвке из — Друзей. — Итак, что ты думаешь? Это означает да?
Мои брови взлетают на лоб.
— Это означает да? Ты предлагаешь мне работу?
— Да!
— О. Боже мой. Вау. Я… правда?
— Конечно, правда! Ты наш первый выбор, поэтому мы отложили все остальные предложения.
Странное напряжение охватывает мои плечи, а в животе порхают бабочки, но на самом деле они не похожи на хорошие.
— Должна ли я принять решение прямо сейчас? Я этого не ожидала. Я думал, у меня будет немного времени.
Ее улыбка дрогнула, и я быстро отступила.
— Моя семья в Ванкувере. Я так благодарна за эту возможность, правда. Это сбывшаяся мечта. Я просто не уверена, что готова…
— Стоять на своем? Жить своей жизнью?
Под столом мои пальцы впиваются в бедра. Стоять на своем? Жить своей собственной жизнью? Мне действительно нужно переехать через полстраны и оставить семью, чтобы заниматься этим?
— Я не уверена, что готова быть так далеко от них, — тихо заканчиваю я, и когда остальные за столом соглашаются, что это важное решение, которое я могу принять до того, как улететь домой, я провожу остаток ужина, размышляя об этом, о жизни без них.
— Блять… проклятая… восточная Канада… зима…
Я стаскиваю свои кожаные ботинки, и снег, выпавший этим вечером и покрывший их, взмывает в воздух, падает на ковер и быстро тает.
Я хочу вернуться домой, где весна уже начала показывать свое впечатляющее лицо.
Я переодеваюсь в свои самые теплые пижамные штаны и толстовку с капюшоном Гаррета, прижимаясь к уюту, запаху, как будто я завернута в его объятия.
Когда я готова лечь спать, я забираюсь под одеяло и смотрю в окно. На небе не светится ни единой звезды. Город внизу бодрствует, и горизонт имеет неприятный сине-серый оттенок, замусоренный загрязнением, которое приносят все огни.
Чем дольше я лежу здесь, ожидая откровения, тем больше запутываются мои мысли. Все болит. Это напряжение, которое я не могу объяснить, так туго завязывается у меня в животе, ползет вверх по спине. Огромная пустота на вкус как яд, тишина такая оглушительная. Это тяжело и мрачно, пугающе и душераздирающе, и все, что я хочу сделать, это отложить его в сторону.
Но я не знаю как, и когда мои веки закрываются, как будто я могу отгородиться от страхов, слезы просачиваются из уголков глаз, скатываясь по вискам. Я сворачиваюсь калачиком на боку, сжимая Принцессу Жвачку, в то время как мой мир умоляет меня помочь ему исправиться.
У меня звонит телефон, Хэнк звонит по видеосвязи, как всегда вовремя. Не спрашивайте меня, почему он настаивает на видеосвязи, когда он ничего не видит. В основном мы позволяем ему делать то, что он хочет. Он настойчив.
— Ты прекрасно выглядишь, — говорит он, и широкий луч света закрывает его лицо.