— Гаррет, я собираюсь купить пиццу и… — Дженни останавливается в дверях, разинув рот, наблюдая, как я запихиваю коробку обратно в ящик и захлопываю его так быстро, что при этом задеваю палец.
— Блять, — выдыхаю я, хватаясь за пульсирующий палец, прежде чем опустить локоть на комод, подперев подбородок кулаком, проглатывая боль. — Дженни. Привет. Все в порядке?
Ее брови медленно приподнимаются.
— Все в порядке?
— Ммм. Да.
С каждым медленным, рассчитанным шагом, который Дженни делает в моем направлении, мой пульс учащается. Я сопротивляюсь желанию схватить комод, пронести его через всю комнату и выбросить в гребаное окно.
— Что это было? — спрашивает она.
— Хм? Что это было?
Она указывает на ящик комода.
— Это.
— Что? — Я покосился на ящик. — Ах это? Это мой ящик с нижним бельем. Просто убедился, что все… в… порядке… там? — Мои глаза сужаются от напряжения, пока я пытаюсь не морщиться.
— Ммм. А коробка, которую ты бросил внутрь?
— Коробка? О, коробка. Да, почему ты сразу не сказала?
Почему ее брови так высоко выгнуты на лбу? Почему она не позволяет мне соврать ей хотя бы раз? Что в этом такого сложного? Неужели она не может быть добра ко мне хоть раз в моей гребаной жизни?
— Ты бы поверила мне, если бы я сказал, что это новая игрушка, с которой мы будем играть?
Она скрещивает руки на груди и выпячивает бедра.
— Я бы не стала.
Я вскидываю руки в притворной капитуляции.
— А, ладно. Я пытался. — Я поднимаю ее на ноги и тащу из спальни. — Пошли. Куча дел. Я не могу стоять рядом и болтать с тобой ни о чем.
Она дрыгает ногами в воздухе, извиваясь, пока я не вынужден опустить ее.
— Что ты делаешь? — Раздраженно спрашиваю я.
— Что ты делаешь?
— Я первый спросил тебя.
Ее взгляд смещается, а затем она разворачивается и бежит обратно в спальню. Я хватаю ее за талию и прижимаю к стене.
— Я, блять, так не думаю, — бормочу я.
— Но я…
— Забудь об этом, — шепчу я, проводя губами по ее горлу.
Она вздыхает.
— Хорошо. Надолго я должна забыть об этом?
— На какое время ты сможешь забыть об этом?
На ее лице появляется этот чертовски редкий румянец Беккет, когда она начинает покусывать кончик большого пальца. Она пожимает плечом.
— Не на долго.
— Нет?
Она медленно качает головой, прикусывая нижнюю губу в застенчивой улыбке.
— Ну, ты все еще молода. Спешить некуда.
— Верно, верно, верно, — напевает она, кивая. Еще одно пожатие плечами. — Ну, через несколько месяцев мне исполнится двадцать пять. Я не настолько молода.
— Четверть века, — указываю я.
— На полпути к пятидесяти, — добавляет она, подпирая рукой подбородок, держась за локоть и оглядывая меня. — И ты не становишься моложе, здоровяк.
— Это так, — соглашаюсь я.
— К тому же, ты уже знаешь, что хочешь быть со мной вечно.
— Ммм, это правда. Я знаю.
— Итак, нет смысла ждать так долго. — На ее лице расцветает коварная ухмылка, и ее пальцы скользят вверх по моей груди. Она запускает их в мои волосы и наклоняет мой рот к своему. — Если только ты не боишься. Тебе страшно, Медвежонок Гаррет?
— Очень страшно. Что, если ты скажешь — нет? Хуже, что, если ты скажешь — да? Всю жизнь ты будешь храпеть? Плакать под фильмы Диснея и танцевать по всему дому? Я буду готовить тебе горячий шоколад с маршмеллоу и щекотать твою спину, пока ты прижимаешься ко мне в постели? Фу. — Я вздрагиваю. — Звучит как худшая жизнь.
— Ты случайно перепутал свои слова. Ты должен был сказать лучшая. Это похоже на лучшую жизнь. Но я полагаю, что это естественно — бояться величия. Если ты думаешь, что не сможешь справиться со мной…
Ее слова замирают на полуслове, когда я прижимаю ее бедрами к стене, сцепив запястья по обе стороны от ее головы.
— Я женюсь на тебе прямо сейчас, черт возьми. Не испытывай меня, малышка Беккет.
Она извивается, приподнимая бедра.
— Я не ребенок.
— Нет, это так. — Я отпускаю одно запястье, чтобы обхватить ее великолепную задницу и подтянуть к себе, длинные ноги обхватывают мою талию. Я прижимаюсь губами к ее мягким губам. — Ты мое солнышко, и однажды ты станешь моей женой.
— Хорошо, — говорит она с тихим вздохом, когда мои губы касаются ее подбородка. — Звучит заманчиво.
— Я не могу дождаться, когда смогу трахать тебя всю оставшуюся жизнь.
— Эй, Дженни, мы поедем за пиццей или… — слова Картера обрываются криком, когда он останавливается наверху лестницы, с ужасом глядя на нашу интимную позу. Я могу только предположить, что он тоже услышал мои последние слова.