Я фыркаю, отпирая дверь, затем поворачиваюсь к нему.
— Подожди секунду. У нас есть бассейн?
— Напротив спортзала.
— У нас есть спортзал?
— На два этажа выше, — смущенно признается он, затем улыбается. — Я могу дать тебе свой код, чтобы ты могла пользоваться им, когда захочешь.
— Еще бы, конечно, ты мне его дашь, — я подпираю дверь бедром. — Мне нужно переодеться. Хочешь подождать здесь?
То, как его лицо загорается от того, что я просто принимаю его предложение, заставляет меня задуматься, жаждет ли он компании так же, как и я.
— Ты идешь?
Если честно, я очень хочу увидеть его голым и насквозь мокрым. Мысленный образ, который я смогу сохранить в своем воображении для использования в будущем.
Например, для сегодняшнего вечера.
Да, я определенно собираюсь вставить в свой вечер изображение Гаррета Андерсена. Кто мне запретит?
— Ну, да, Гаррет. Я не хочу, чтобы ты утонул.
ГЛАВА 7
МЫ ПОНЯЛИ, ТЫ ГОРЯЧ
Должна ли я обращать внимание на яркую неоновую вывеску «ПЛОХАЯ ИДЕЯ», что ярко мигает в моей голове.
Возможно.
В идеале, да.
Сделаю ли я это? Пф-ф. Не смешите меня.
Когда я выхожу из спальни, на мне оказывается потрясенный взгляд Гаррета.
— Что, черт возьми, на тебе надето?
— Что, это? — я держу в руках пушистый халат из микрофлиса. — Мой халат и тапочки.
Не уверена, какой реакции я ожидала, но точно не того, что Гаррета скрутится от смеха, будет бить себя по колену и выть.
— Ты похожа на мою маму, — выдыхает он. Он указывает на мой наряд, на мой халат с собачками-балеринами, на мои собачьи тапочки с висячими ушами, и открывает рот. Вместо того, чтобы заговорить, он мотает головой и снова смеется, громко, противно и раздражающе. — Черт возьми.
— Да, тогда твоя мама, должно быть, чертовски горячая штучка, — я прохожу мимо, швыряя ему в голову шапку, которую он забыл здесь после фиаско с дилдо. — Вот твоя кепка, медвежонок Гаррет.
Он еще немного хихикает, следуя за мной, когда я с важным видом направляюсь к лифту.
Если я и думала, что моя квартира невероятна, то она ничто по сравнению с квартирой Гаррета. Его пентхаус безупречен, открытый и просторный. Он сочетает в себе старый промышленный и современный стиль — в нем высокие потолки, кирпичные стены и столешница из мрамора. Стена, смотрящая на восток, полностью стеклянная. Должно быть, здесь потрясающее естественное освещение и чертовски красивый восход солнца.
— Готова?
Я поворачиваюсь, резко останавливаясь, когда замечаю его.
— О Боже мой, — хихикаю я. — Что, черт возьми, на тебе надето?
Его электрическая улыбка, пропитанная весельем и самодовольством — это резкий контраст с его привычной застенчивой полуулыбкой.
— Мой халат и тапочки, — как попугай повторяет он в ответ. Он даже самодовольно подергивает бедром в конце предложения.
— Мой халат на самом деле прикрывает мое тело. Ты… это… — я указываю на его невероятно короткий шелковый халат, на то, как он слишком сильно — и все же как-то недостаточно — подчеркивает его мускулистые бедра. — Я не могу. Ты выглядишь нелепо.
— Я чертовски сексуален, — он выводит меня, все еще смеющуюся, в коридор. — Картер подарил нам это в шутку на их свадьбу. У нас была фотосессия.
— Мне нужны эти фото, — я тяну его за локоть. — Пожалуйста.
— Ни за что, солнышко. Я никому не позволю их увидеть.
— Но я уже увидела тебя в этом, — возражаю я, игнорируя прозвище, пока он ведет меня вверх по лестнице. Я почти уверена, что он называет меня так только для того, чтобы побесить. Воздух наполняет запах хлорки, когда мы доходим до этажа с прекрасным бассейном. Сквозь огромные окна видны огни города, освещающие горизонт Ванкувера.
— Если повезет, ты забудешь, как я в этом выгляжу.
— Нет. Этого не будет. Это запечатлелось в моей памяти, где и останется навсегда, — а также еще одно изображение, на котором Гаррет почти без одежды смотрит на меня с глупой, кривой улыбкой.
Я сдерживаю стон, когда он обнажает самое идеальное тело, которое я когда-либо видела.
Он безупречен: мускулистые руки, переходящие в стройную, заостренную талию, и плавки, которые никак не скрывают того факта, что Кара, к сожалению, была совершенно права: оружие, которое носит этот человек, достаточно велико, чтобы уничтожить маленькую страну. Прошло невероятно много лет с тех пор, как у меня была близость с кем-либо, и часть меня — очень крошечная часть — не прочь побыть этой маленькой страной.