— А как насчет твоей соседки? — спрашивает Картер. — Вы, ребята, все еще трахаетесь?
— Не-а, ничего особенного. Она живет через коридор от твоей сестры, — жалея, что сказал последнее, я утыкаюсь разгоряченным лицом в меню. Я дерьмово умею лгать, еще хуже умею что-то скрывать. Если Картер хоть немного порасспрашивает меня, есть большая вероятность, что я случайно выкрикну, что оттрахал языком его сестру. — Ты сказал, что Дженни некомфортно общаться с соседкой, поэтому я решил, что, поскольку мы, типа, друзья, я больше этим не занимаюсь.
Я осторожно поднимаю взгляд. И расслабляюсь. Картер даже не смотрит на меня. Он пускает пузыри в своем гребаном шоколадном молоке.
— Иногда Дженни может быть немного пугающей, но она сказала, что хорошо провела время, смотря игру вместе с тобой.
У меня отвисает челюсть, а брови взлетают вверх, прежде чем я требую, чтобы мой мозг привел их в привычное положение. Я залпом выпиваю свой напиток, чтобы скрыть, что сейчас я едва держусь на ногах.
— Она правда так сказала?
— Да, сказала, что вкусно поела. Что-то в десерте, который ты принес, было, цитирую «оргазмическое», — он закатывает глаза. — Она такая драматичная.
— Интересно, от кого она это взяла, — бормочет Эммет.
По крайней мере, я думаю, что он так говорит.
Я слишком занят: подавился шоколадным молоком, которое попало не в то горло.
Картер разглагольствует о том, что хорошая еда — единственное, что нужно Беккетам для счастья, и пока я хватаю ртом воздух, вся жизнь проносится у меня перед глазами, особенно под жестким, подозрительным взглядом, которым Адам наблюдает за мной.
Мне пора, но, по крайней мере, десерт был оргазмическим.
Мои любимые игры — в обед субботы. Я начинаю тренировку очень рано, хоккей заканчиваю до ужина, и у нас редко выпадает субботний свободный вечер.
Эммет продолжает убеждать, что двадцать шестой день рождения Кары, это небольшая вечеринка, но я не уверен, что это слово вообще можно употреблять относительно всего, что связано с Карой. Я сомневаюсь, что на ее кухонной стойке будут танцевать девушки, как в прошлом году в баре, так что, думаю, это говорит о том, что вечеринка будет поменьше.
— Как прошло твое утреннее свидание, приятель? — спрашиваю я Адама, растягиваясь рядом с ним. Мое утреннее катание прошло хорошо, и возвращение на лед доставляет мне исключительное удовольствие. Тренер выпустил меня на лед в ограниченное время сегодня, чтобы я не напрягался, но, по крайней мере, я играю. Помимо всего прочего, я был сильно взвинчен после девяти дней без хоккея. Арена гудит, холодок от льда освежает мои щеки, и я не собираюсь смотреть на Дженни всю игру. Ничто не может пойти не так.
Адам вздыхает.
— Она определенно не любит собак.
— Но она говорила тебе об этом.
— Ну, я вроде как хотел уйти после завтрака, — он посмеивается над выражением моего лица. — Поэтому я сказал ей, что мне нужно заехать домой, чтобы выгулять Медведя перед игрой. Она настояла на том, чтобы пойти со мной.
— Чувак. Ты слишком добрый.
— У меня не хватило духу отказать ей! Она дулась на меня этими большими гребаными глазами… — он вздыхает, когда мы поднимаемся на ноги. — Медведь подскочил поздороваться, прежде чем я успел его остановить. Лизнул ее в лицо. Она, э-э… растерялась, мягко говоря. Насчет слюней, волос…
— Ой, да ладно, — Медведь невероятно симпатичный, огромный, пушистый пирожочек. — Она слилась, да?
— Если бы не сейчас, то определенно после того, как провела бы с ним чуть больше времени.
— Кстати, о свиданиях, — снежные брызги хлещут меня по лицу и закрывают визор, когда Джексон Райли, наш новый защитник, останавливается передо мной. Он бросает на меня отсутствующий взгляд. — Андерсен.
— Райли.
Он уже в моем списке говнюков. Честно говоря, он там уже много лет. Он высокомерный придурок, который без умолку болтает. Это доставляет ему массу неприятностей, поэтому его и продали сюда из «Нэшвилла» после второй дисквалификации в сезоне. Тренер думает, что сможет привести его в порядок и выжать из него максимум. Посмотрим.
— Кстати, о свиданиях, — повторяет он. — Кто она?
Я слежу за его взглядом на трибуны и отвечаю на автопилоте.
— Кара и Оливия.
— Я знаю, кто они. Я говорю о той, с ямочками на щеках и убийственной фигурой.
Да, я надеялся, что речь не о ней.
Мой взгляд скользит по Дженни, зажатой между Карой и Оливией. Кажется, что они втроем скупили все закуски.
Дженни сегодня выглядит пугающе хорошенькой. Волосы распущены, а не заплетены в одну из ее фирменных косичек, ее густые каштановые локоны волнами ниспадают на плечи, подчеркивая широкую улыбку и глубокие ямочки на щеках, когда она смеется. На ней также облегающая футболка, которая, как упомянул Джексон, демонстрирует ее звездный торс. Я прикусываю язык, чтобы не похвастаться, что пробовал их на вкус.