— Я пристегнусь, если ты отвезешь нас к «Макдаку».
— Ты, должно быть, шутишь. На вечеринке было так много еды.
— Я хочу орео Макфлурри, — он пятьсот раз хлопает Оливию по плечу. Она рядом с ним, вот-вот уснет. — Хочешь, тыковка? Побольше орео? Медвежонок Гарри завезет нас.
Она сонно приоткрывает веки, улыбаясь мне в зеркало. Вздыхая, я меняю полосу движения. Беременной женщине, которая хочет мороженого, не откажешь.
— Слабак, — бормочет Дженни себе под нос.
Картер раскидывает руки по обоим сиденьям.
— Я так счастлив, что вы теперь друзья. Это делает меня таким счастливым. — Его лоб прижимается к моему плечу. — Я так счастлив.
Я счастлив, когда он исчезает в своем доме, а Оливия, жуя мороженое, выкрикивает извинения и благодарность.
Дженни рядом со мной выглядит полной противоположностью счастья, сердито глядит на меня, но, с другой стороны, она выглядит так почти всегда.
— Не смотри так мрачно, солнышко. У нас будет приятная, тихая поездка домой, только мы вдвоем.
— Я ни для кого не солнышко, — рявкает она в ответ. Она стала особенно раздражительной с тех пор, как я оставил ее в шкафу.
Я проглатываю фырканье.
— Ясно.
— Так что перестань называть меня так.
— Но тебе это так идет, учитывая то, как ты разбрызгиваешь свет повсюду, куда идешь.
Клянусь, на ее руках, сложенных на груди, навсегда осталось пятно.
— Я ненавижу тебя.
Я протягиваю руку через консоль, скользя по краю ее бедра. Ее руки опускаются на колени, а губы приоткрываются, когда она отслеживает движение.
— Конечно, солнышко.
Раздается рычание, и она шлепает меня по руке, отворачиваясь к окну. Воздух между нами шипит, как электрический ток, каждый раз, когда я ловлю, как она поглядывает на меня через плечо.
В здании дома мы молча едем в лифте, она возится со своим ключом, когда я нависаю над ее плечом перед дверью.
— Ты не… ты не можешь… — она указывает на меня, затем на свою дверь и мотает головой. Я улыбаюсь, потому что мне кажется, мы, возможно, поменялись ролями.
Я тянусь вперед, и она прижимается к двери, каждый вздох тяжелее предыдущего. Наши взгляды встречаются, когда я делаю шаг навстречу. Она вздергивает подбородок, облизывает губы, и я поворачиваю ключ в замке.
Дженни отшатывается назад, прежде чем я успеваю ухватить ее. Взгляд, который она бросает на меня, заставляет меня задуматься о том, что мой бандаж может пригодиться не только для защиты от шайб.
— Спокойной ночи, солнышко.
ДЖЕННИ
— Тупой… ублюдочный… самоуверенный… сукин сын, — я рывком открываю ящик в прикроватной тумбочке, роюсь в радуге резины и силикона. — Он думает, что может так со мной играть?
Горький смешок вырывается у меня, когда я выбираю одного из своих лучших друзей: «Дамский угодник», или, как я его ласково называю «Старый добрый».
— Он мне не нужен. Он мне не нужен был раньше, и он мне не нужен сейчас. Это было не так уж и хорошо.
Я агрессивно стягиваю джинсы с ног и забираюсь на кровать, расставляя ступни пошире, пока фиксирую «Старого доброго» на своем клиторе. Я нажимаю кнопку включения шесть раз, доходя до максимальной скорости, и мои веки закрываются, когда я опускаюсь на подушки.
— О да, — бормочу я, и мой маленький бутон напрягается. Все кажется сверхчувствительным, покалывающим, как поп-рок, и я устраиваюсь поудобнее, готовая отправиться в путешествие. Мои пальцы на ногах поджимаются, когда я поднимаюсь выше, подталкивая этот маленький кусочек магии ближе, и мои губы приоткрываются со стоном, когда…
— Черт возьми. Что за черт? Давай, парень. Ты не зря заслужил свое имя, не подведи меня сейчас, — я нажимаю на кнопку, отчаянно желая большего. Больше силы, больше трения, больше, больше, больше.
Но большего он мне не дает, а того, что он мне дает, откровенно говоря, недостаточно. Всегда было достаточно.
Расстроенная и отчаявшаяся, я протягиваю свободную руку и провожу пальцами по своей щели. Я мокрая, так что это хорошо. Промокшая, на самом деле. Итак, я вставляю один палец, а потом второй.
— О да, — стону я. — Двойная стимуляция. Это то, что мне нужно. Так хорошо. Так идеально, — мои бедра приподнимаются, когда я выгибаюсь навстречу ладони. — Пресс, пресс, пресс, — повторяю я. — У него отличный пресс. И пальцы. О-о-о, и этот язык. Он делает удивительные вещи этим языком. Да, да, да.
Это чувство ослабевает так же быстро, как и возникает, и я качаюсь сильнее, быстрее, умоляя свое тело работать со мной, дать мне освобождение, за которым я никогда раньше так отчаянно не гналась.