— Что?
— Ты сестра Картера Беккета, верно? Ты живешь с ним? Я бы с удовольствием с ним познакомился. Я могу заехать за тобой к нему домой, и ты нас познакомишь. Нам даже не нужно готовить ужин. Завтра вечером мои друзья устраивают вечеринку. — Он хватает конец моей косы, наматывая ее на палец. — Они большие поклонники вашей работы.
В горле пересыхает, а пульс учащается.
— Моих танцев?
Бариста, на его бейджике написано Нейт, ухмыляется.
— Конечно. Назовем это так.
Огненно-горячая кровь приливает к моему лицу, стучит в ушах. Я сжимаю печенье в руке, к горлу подступает желчь. Болтовня в кафетерии становится неразборчивой и приглушенной, будто я под водой. Недолго думая, я бросаю печенье Нейту в грудь, мой напиток — в мусорное ведро и выбегаю оттуда.
Мне еще чертовски повезло, что Крисси и Э в квадрате услышали это все.
— Фу. — Крисси морщится. — На это было больно смотреть. Должно быть, тяжело быть второй Беккет. — Она гладит меня по плечу, будто заботится обо мне. — Ты в порядке?
— Да, — лгу я.
— Должно быть, очень тяжело, когда тебя отвергают.
Прижимая пальцы ко лбу, я закрываю глаза, пытаясь избавиться от надвигающейся головной боли. Я не в настроении выслушивать бредни Крисси. Я балансирую на гребаном краю, не уверена, чего мне хочется — плакать, визжать или вырвать. Честно говоря, единственное, что меня привлекает — позволить Гаррету заставить меня забыть обо всем этом, напомнить мне, почему так — без обязательств, без чувств, просто наслаждаться — лучше.
— Мы скучали по тебе в прошлые выходные, — продолжает Крисси. — Покупки, ужин, напитки, танцы…Было странно, что там были все танцовщицы, кроме тебя.
— Ты меня не приглашала.
— Разве? Черт, я, должно быть, забыла.
Я поворачиваюсь к двери, игнорируя пронзающую меня боль. Возможно, в этом нет смысла, но мне все равно больно, хотя понимание происходящего было со мной всегда.
Чем старше я становлюсь, тем более заметным становится мой статус одиночки. Но дело в том, что я не хочу быть одна. Может, именно поэтому становится все труднее балансировать между тем, что «я ненавижу их и не хотела бы умереть, растратив свою жизнь на таких людей», и «тем, что я бы хотела, чтобы они пригласили меня».
— Может, в следующий раз, — говорит Крисси.
Моя улыбка слабая, и я ненавижу это. Я ненавижу эту часть себя, свою неспособность заводить настоящие и значимые дружеские отношения; свое стремление вписаться, даже когда на самом деле не хочу этого. Я хочу быть собой и я бы все отдала за то, чтобы нравиться людям такой, какая я есть. Более того, я все еще верю, что понравлюсь им.
Я устала от сомнений, от того, что прячу части себя подальше в надежде, что кто-нибудь может принять меня. Сколько бы я ни пряталась, страх распространяется, как сорняки. Я запутанная паутина неуверенности в себе, и я не узнаю себя.
И все же, когда подъезжает Картер, напряжение в моих плечах немедленно спадает.
Крисси словно мурчит, следуя за мной, будто собирается залезть в машину вместе со мной.
— Это твой брат?
— Нет, — прямо отвечаю я, усаживаясь на переднее сиденье, едва не задев лицо Картера, когда агрессивно бросаю свою сумку на заднее сиденье. — Это моя бабушка. — Я захлопываю дверь и сажусь на свое место. — Да, Крисси, тупоголовая ты пустышка. Это мой брат.
Картер улыбается.
— Ах, моя милая, очаровательная сестра. Как я скучал по тебе.
— Картер! Почему мое печенье на холодильнике?
Я ставлю локти на столешницу, наблюдая за моей крошечной беременной невесткой, которая превращается в Женщину-паука и пытается взобраться на холодильник.
— Чертов сукин… сын, — ворчит она, хлопая по очень высокому для нее холодильнику.
Картер вальсирующим шагом входит на кухню.
— Ты попросила меня положить их туда, куда не сможешь дотянуться. Ты сказала, что слишком много их ешь.
— Я беременна, — рычит Оливия. — И это ты сделал меня такой! И еще кое-что! — Она сердито тычет пальцем ему в грудь. — Мне разрешено есть слишком много печенья!
Картер наклоняется ко мне, прикрывая рот рукой.
— В последнее время она была особенно агрессивной и эмоциональной.
Я закатываю глаза.
— Я возьму…
Он кладет руку мне на грудь, останавливая меня.
— Мне нравится давать ей злиться пару минут. Это утомляет ее, как перевозбужденного котенка.
Боже, надеюсь, что я буду здесь в тот день, когда Оливия, наконец, даст волю эмоциям.
Именно здесь мне и нужно быть, наблюдать за тем, как мама орет на Картера за то, что он прячет печенье своей жены, затем они с Оливией дерутся из-за упомянутого печенья, а Хэнк тайком стаскивает целую пригоршню. Весь остаточный гнев того дня проходит, сменяясь на мягкое, теплое чувство в груди, которое приходит только рядом с семьей.