— Да. Мои младшие дочери, слава богам, нашли себе мужей. Кто бы мог подумать? Воинов. И плачут, жалуясь на то, что видятся с мужьями раз в две луны.
Айша увидела Эрфиана первой. Она беседовала с высоким коротко стриженным эльфом, державшим в руках кувшин из белой глины. Сестра остановилась на полуслове и ахнула. Эрфиан замер. Из девочки она превратилась в тонкую, как молодое деревцо, девушку с большими черными глазами и длинными волосами, заплетенными в две косы. На Айше было белое платье из грубой материи, шею украшало янтарное ожерелье.
— Эрфиан? — спросила она. — Это и правда ты!..
Через мгновение удивление на ее лице сменилось счастливой улыбкой, и она бросилась ему на шею. Эрфиан приподнял сестру и закружил над землей.
— Ты вернулся! — воскликнула Айша. Снова встав на ноги, она обняла брата и спрятала лицо у него на груди. — Я скучала… я каждый день вспоминала о тебе, ты это чувствовал? — Сестра отстранилась. — Ты снова носишь длинные волосы! Какой ты стал красивый! Познакомься, это Самир, мой муж. А это мой старший брат Эрфиан. Я тебе о нем рассказывала.
Самир почтительно кивнул.
— Он охотник, — продолжила Айша. — Когда-то я хотела выйти за воина, вот глупая. Хорошо, что мама меня отговорила. — С этими словами она повернулась к шатру и крикнула: — Эй! Эрфиан вернулся!
В волосах отца появилась седина, на лбу — едва заметные морщины, но в остальном первый воин Хаддат остался прежним — разве что обзавелся очередным шрамом, «украшавшим» шею тонкой белой полосой. Он обнял Эрфиана и похлопал его по спине.
— Кто нашептал тебе на ухо, что завтра у нас праздник? Или, может, ты увидел янтарный сон?
— Что ты такое говоришь, отец, — рассмеялась Айша. — Он пришел потому, что соскучился!
Мать слушала разговор, стоя в дверях шатра. Она совсем не изменилась, но сейчас, и без того невысокая и хрупкая, казалась особенно маленькой и беззащитной. Эрфиан подошел к ней, опустился на колени и поцеловал руку. Мать погладила его по волосам.
— Я рада, что ты вернулся, — сказала она.
— А я рад видеть тебя. Рад видеть всех вас. — Эрфиан снова прижал ее пальцы к губам. — Прости меня. Ты не хотела, чтобы я уходил. Я сделал тебе больно.
Мать взяла его за руки, помогая подняться.
— Тебе не за что просить прощения, дитя. Ты знаешь, что я буду любить тебя всегда, что бы ни случилось, что бы ты ни совершил. Пора ужинать.
Агар, теперь уже юная девушка, не узнала Эрфиана и первое время смущалась, когда он заговаривал с ней, но вскоре лед между ними растаял. Ужин затянулся до глубокой ночи — не столько по причине долгих историй, сколько потому, что Айша, Агар и Самир забрасывали рассказчика вопросами. Как выглядит море? Каково это — жить в замке? Бывал ли он там, где заканчивается мир? Холодно ли в горах? Существуют ли пустыни больше этой? Видел ли он снег? Как живут темные эльфы в других землях? Ценятся ли там золото и серебро, ценится ли янтарь?
И только под утро, когда Айша и Самир ушли в свой шатер, а мать с Агар задремали, Эрфиан с отцом сели возле шатра — и первый воин Хаддат услышал рассказ о вампирше Нави. Он не перебивал, не задавал вопросов, выслушал до конца и не торопился заговаривать.
— Я был таким глупцом, — нарушил затянувшееся молчание Эрфиан. — Мне стыдно, когда я думаю об этом.
— Ты совершишь еще много глупостей. Все мы их совершаем — и ты, и я. Родители твоей матери были богаты по тогдашним меркам, а я пришел просить ее руки с жалким украшением из серебра. Представляешь, каким дураком я выглядел? Я был уверен, что надо мной посмеются и отошлют прочь, но она сказала «да». Я пообещал ей, что в тот день, когда мы поклянемся друг другу в вечной любви, на ней будет украшение из вампирского золота. Это ожерелье она достает редко, только по большим праздникам, а то, серебряное, носит каждый день. Не совершая глупостей, мы не обретем мудрости.
Праздники в деревне начинались с утра, то есть, с завтрака, и нынешний исключением не стал. Успевшие прибыть гости голодными глазами изучали кувшины с вином и блюда с едой, расставленные слугами, но ни к чему не притрагивались. Во главе стола сидели Эдна и Оден, вокруг расположились их дети. Был здесь и знакомый Эрфиану Аднан. Похоже, Жрец забыл все обиды — они поздоровались, как добрые друзья, и даже пожали руки в традиционном жесте приветствия воинов. Аднан выглядел счастливым и довольным, как и его Жрица, юная эльфийка, имя которой Эрфиану назвали, но он его успешно забыл. Красавица с длинными каштановыми волосами была беременна и шепотом жаловалась мужу на жару. Нориэль сидел рядом с отцом и чувствовал себя неловко, находясь в центре внимания. Ждали только Царсину.
— Когда придет Жрица? — спросила у Эрфиана Агар.
— Скоро. Служанки заплетают ей косу, которую расплетет ее Жрец, когда они останутся наедине.
— Почему нельзя заплести косу перед церемонией?
— Таков древний эльфийский обычай. Девушка, которой предстоит произнести клятву перед лицом богов, встает раньше всех, купается в озере, а потом служанки заплетают ей косу. Все поздравляют эльфийку и дарят подарки.
— Когда-нибудь и я произнесу клятву перед лицом первых богов, — мечтательно вздохнула Агар.
Эрфиан потрепал ее по руке.
— Совсем скоро. А рядом с тобой будет очаровательный эльф.
Жрица Эдна взглянула на солнце, прикрыв глаза ладонью.
— Где пропадает твоя дочь? — обратилась она к Одену. Эрфиан и Агар сидели рядом и слышали каждое слово, хотя фраза была произнесена вполголоса. — Ей успели заплести тысячу кос.
— Наша дочь, — поправил ее муж. — Пусть побудет в одиночестве. Девочка волнуется. Как и ты, верно, Нориэль?
Услышав свое имя, молодой Жрец поднял голову и покраснел.
— Волнуюсь, отец, — признался он. — Мне не верится в то, что сегодня я обзаведусь своей Жрицей.
Эдна закатила глаза.
— Ты говоришь так, словно она — не женщина, а кувшин с янтарным вином. И она уже не девочка, Оден, первые боги тебя побери. Она — одна из твоих старших дочерей. И носит обруч главного воина.
— Для меня она навсегда останется девочкой. Ты со вчерашнего вечера сама не своя. Или это мы произносим клятву перед лицом первых богов?
Эдна не ответила. Оден взял ее руку, поднес к губам и поцеловал.
— Стоит тебе намекнуть, мой свет — и мы каждый вечер будем произносить клятву перед лицом первых богов, а я каждый вечер буду расплетать твою косу.
— А мне каждое утро нужно мучиться и ждать, пока эту косу заплетут? Ты меня не любишь, Оден.
— С каждым днем я люблю тебя все сильнее.
Эдна рассмеялась и склонила голову к его плечу. Оден поцеловал ее в лоб.
— Отец? — смущенно позвал Нориэль.
Жрец обернулся, а через мгновение обернулись и остальные. Царсина в сопровождении двух служанок подошла к матери и заняла свое место. На Жрице был свадебный наряд — платье из нежно-персикового шелка и золотого кружева. Одна из служанок несла тяжелую накидку, которой Нориэлю вечером предстояло покрыть плечи молодой жены. Лоб Царсины украшала золотая диадема с янтарем, уши — длинные золотые серьги. Она выглядела так, как тысячи молодых Жриц до нее.
Почти так же.
— Нравится тебе моя коса, мой Жрец? Тебе придется долго трудиться для того, чтобы ее расплести. Что скажешь, за ночь справишься?
Сказав это, Царсина улыбнулась Нориэлю и провела рукой по волосам. Они были острижены коротко, пряди лежали неровно и делали ее похожей на юную эльфийку-воина.
Жрица Эдна поднялась, опрокинув стоявшую перед ней плошку с финиками.
— Это неслыханно, — сказала она. — Я долго терпела, но всему есть предел! Что ты себе позволяешь, Царсина?!
— Отец решил отдать меня мужчине, которого я не люблю. Так что же, матушка, я уже и волосами не могу распорядиться по собственному желанию?
— Глупое дитя! За что боги покарали меня тобой?..
Оден встал и обнял жену за плечи. Жрица снова села, тяжело вздохнула и прижала ладонь ко лбу. Тишина становилась гнетущей, но Царсину это не беспокоило. Она наполнила свой кубок розовым вином, взяла с большого блюда горсть крупных черных ягод, потом — горсть мелких красных и принялась жевать. Выглядела она такой спокойной, словно завтракала в одиночестве, а не сидела перед парой десятков гостей, которые смотрели только на нее. Отвлеклась она только для того, чтобы бросить короткий взгляд на Эрфиана. Царсина кивнула ему и улыбнулась, но не проронила ни слова.