― Там у нее есть хоть какое-то укрытие, ― ворчу я.
― Да.
Со вздохом я опускаюсь на корточки рядом с Киной. Мои плечи немного расслабляются, когда я кладу ладонь ей на голову и смотрю в глаза бельгийской овчарке.
― Ты готова, девочка?
Кина ― одна из самых умных собак, которых я когда-либо знал. Она превосходная сторожевая собака, обученная командам голосом и жестами, ее способность лазать и прыгать не перестает удивлять. Любопытная, бдительная и бесконечно преданная, Кина совершенно лишена агрессивности. Она попала ко мне, когда я занимался переподготовкой собак K9 на ранчо «Беглец», и я оставил ее у себя. Нам обоим было нелегко, и мы сблизились. Она научила меня снова быть человеком.
Она самая лучшая собака в мире. Она прикрывает мою спину, а я ― ее.
Я запускаю руку в ее блестящую черно-коричневую шерсть. Наблюдаю, как в ее темных глазах вспыхивает решимость, когда я достаю носок Кэсси.
Вот почему я люблю собак. Они черно-белые. В их жизни нет серого или двусмысленного. Ты даешь им задание, и они его выполняют.
А я ― я живу ради серого.
― Хорошо, ― говорю я Кине. ― Давай найдем этого ребенка.
Она навостряет уши. Ее нос двигается. Все признаки чертовски хорошей поисковой собаки.
Я встаю, и мы с Рихтером наблюдаем, как Кина направляется к дому. Нахмурившись, я моргаю от неожиданной траектории ее движения. Я ожидал, что она направится в лес.
Кина, нос которой работает сверхурочно, поднимается по ступенькам крыльца и останавливается рядом с холодильником. Ее громкий лай разносится в морозном утреннем воздухе.
Черт.
Мы с Рихтером бежим к холодильнику. Он старый, но дверца не примерзла, как я ожидал. Взявшись за ручку, я рывком открываю ее.
Вот и она.
Крошечная девочка с белокурыми косичками, закутанная в фиолетовую куртку. Увидев нас, она тихо всхлипывает своим похожим на бутон розы ртом и трет глаза.
― Как, черт возьми, она туда попала? ― восклицает Рихтер, бледнея.
Я подхватываю ее на руки и крепко прижимаю к своей груди. Ее маленькое сердечко бьется совсем рядом с моим.
― Мы нашли тебя, Кэсси, ― бормочу я, прижимая ее голову, пока она плачет. ― Ты в безопасности, милая. Малышка, дыши, ― шепчу я в ее замерзшие золотистые кудряшки.
Всхлипывая, она поднимает голову и белозубо улыбается. Мое сердце сжимается. Не в силах этого вынести, я передаю ее Рихтеру, который возвращает ее матери.
― Нам не пришлось искать слишком долго, ― говорю я ему, глядя на трейлер.
― Чертов задний двор, ― говорит Рихтер с изумлением.
Задние дворы. Большинство преступлений происходит на вашем собственном заднем дворе. Прямо у вас под носом.
Я бы назвал этот день чертовски замечательным, раз мы так легко нашли Кэсси. Большинство пропавших без вести ― это туристы, которые, в зависимости от времени года, становятся жертвами стихии. То, что ты местный житель, не означает, что у тебя иммунитет к дикой природе Монтаны.
― Я осмотрюсь здесь, ― говорит Рихтер, доставая рацию, висящую у него на бедре. Его голос понижается на октаву. ― Проверю, что родители не имеют к этому никакого отношения.
― Это хорошая идея.
― Забирай свою девочку и угости ее как следует.
― Планирую. Спасибо, шериф.
Кина слышит мой резкий свист и бежит обратно ко мне. Я хлопаю себя по груди, и она мягко вскакивает и кладет свои передние лапы мне на грудь. Посмеиваясь, я глажу ее по голове.
― Эти уши лучше работают, когда речь идет о еде, не так ли?
После здоровой порции похвалы я направляюсь к своему грузовику, а Кина не отстает от меня ни на шаг. От нервного напряжения у меня стянуло кожу, а кулаки просят хорошей тренировки в спортзале с боксерской грушей. А потом нужно отправиться хотя бы на пятимильную прогулку с Киной.
В моем грузовике Кина едет пассажиром. Я включаю обогреватель и опускаю стекло для собаки. Ледяной воздух бьет ей в морду, и она вываливает язык. Пока мой грузовик петляет по крутым поворотам Воскрешения, передо мной простираются мили заснеженной пустыни. Треск моего полицейского сканера прерывает сегодняшнюю радиопередачу.
Мы проезжаем серпантин Мертвого Фреда ― узкий участок дороги со слепыми зонами на каждом повороте. Вместо ограждений ― крутой обрыв в долину. По обочинам дороги стоят столбы с могильными знаками. Несмотря на то, что этот путь очень опасен, я предпочитаю ездить именно по нему. Это кратчайший путь к ранчо «Беглец» и возможность побыть одному, подышать и подумать.
К тому времени, как я возвращаюсь на ранчо, лучи яркого солнечного света пробиваются сквозь облака, прогоняя утреннюю прохладу.
Я выхожу из грузовика. С лаем Кина бежит к «Дому воинского сердца» ― питомнику и месту содержания моих собак. Я смеюсь и смотрю ей вслед. Собака так свободно себя чувствует, что это убивает меня.
Я осматриваю ранчо и его периметр. По всей территории ведутся строительные работы на разных стадиях, чтобы подготовить его к открытию сезона. Моя задача, как начальника службы безопасности, ― следить за порядком на ранчо. Обеспечивать его защиту.
Однажды я облажался.
Больше этого не произойдет.
Ранчо «Беглец» всегда принадлежало Чарли. С тех пор как он впервые ступил на эту землю, чтобы избавиться от воспоминаний о смерти своей невесты. Его срыв привел сюда всех нас, чтобы поддержать его, и до сих пор никто не изъявил желания уехать. Воскрешение ― как и ранчо «Беглец» ― стало частью наших душ.
И это стало моим предназначением. Служить своему городу, защищать своих братьев, тренировать своих собак. Простая, мирная жизнь. Хотя у мира не так много шансов, когда рядом один из моих братьев.
― Ого-го. Я даже отсюда чувствую, как ты кипишь. ― Мой близнец, Форд появляется из-за угла домика. Лохматые темно-русые волосы падают ему на лицо. Хотя все мы, Монтгомери, выше шести футов ростом, у него подтянутое телосложение бейсболиста, в то время как я ― морской пехотинец насквозь.
У нас есть одна общая черта ― мы оба чертовски меткие стрелки. Я встречал отличных снайперов за рубежом, но о фастболах Форда ходят легенды.
Я бросаю взгляд на походные ботинки моего брата, затем кивком указываю на его рюкзак.
― Уже успел покурить травку?
― Не так рано, как ты. ― Он бросает пакетик с порошком в рюкзак. ― Но да. Я был на горе.
Жизнь на ранчо подходит Форду только в том случае, если он может чем-то себя занять. С тех пор как он ушел из бейсбола, он крутится как может и соглашается на любую мелкую работу. Работник на ранчо, бармен, автомеханик, адреналиновый наркоман. Таков Форд. Он всегда готов к приключениям. Именно поэтому мы называем его дикой картой ранчо «Беглец». Никто не знает, что затевает Форд. Даже он сам.
Его брови приподнимаются.
― Утро не задалось?
― Не особо.
― Вы нашли ребенка?
― Да. Она забралась в пустой холодильник на границе участка. Кина ее унюхала. ― Я выдыхаю гнев, закипающий во мне. От этого напоминания мне хочется что-нибудь ударить. ― Люди и их гребаное барахло.
Форд идет за мной по обледенелой тундре4. Вдалеке возвышается наш новый амбар. Он сгорел в прошлом году после поджога. Благодаря помощи нашей сплоченной общины мы восстановили его как раз к зиме.
― Ты в порядке? ― Когда я отвечаю не сразу, Форд продолжает: ― Ты не спал прошлой ночью.
С тех пор как я вернулся домой из морской пехоты. Я считаю удачей, если мне удается поспать четыре часа.
Я усмехаюсь и качаю головой.
― Господи, Форд. Ты и твоя эзотерическая хрень.
Он сверкает белоснежной ухмылкой.
― Может, и так, но я знаю, что твоя угрюмая задница в это верит.
Я стискиваю зубы и игнорирую его. Я хочу сказать ему, чтобы он не лез не в свое дело, чтобы прекратил это дерьмо про одну волну, но я не могу. Потому что он прав.