– Пойду! – взвиваюсь я. – Не ва… не тебе решать!
– Мне. Я уже говорил. Я мужчина – я решаю.
Жуть! В какой домострой меня угораздило вляпаться!
– Но там мои документы! Диплом! Я должна забрать! – выпаливаю, снова вставая.
– Заберёшь, – сухо. – Идем.
И мы вместе направляемся к выходу.
Честно сказать, если бы не Глеб рядом, вряд ли бы я вернулась в тот офис. Потому что до сих пор обдаёт ужасом и паникой. И только сознание того, что рядом со мной большой и сильный мужчина, который крепко держит за руку, придаёт сил.
Когда мы входим в приёмную – натыкаемся на переполох. Секретаршу – она тоже показалась мне приличной женщиной – отпаивают корвалолом, кто-то спешно перебирает бумаги и суёт их в шредер. Мой не состоявшийся работодатель – Виктор Петрович Садок – бегает туда-сюда и рвёт на себе волосы.
Первые несколько мгновений нас с Глебом не замечают. Ровно до тех пор, пока Садок не упирается взглядом в раскрытую ксиву. Удостоверение мой сопровождающий подсовывает ему прямо под нос. Садок нервно сглатывает, вскидывает глаза на Глеба, бледнеет.
Любой бы побледнел – у моего спутника сейчас такой взгляд, что я удивляюсь, как по полу и стенам не бежит изморозь.
Сама невольно ёжусь.
– Чем обязан, Глеб Николаевич? – выпаливает Садок и вытягивается в струнку.
Вокруг – немая сцена. Прямо, как в «Ревизоре». Один только шредер деловито жуёт листы.
– Моя невеста, – Глеб кивает на меня, – забыла у вас в кабинете кое-какие бумаги. Очень торопилась на встречу со мной.
И расплывается в улыбке. Вернее, это оскал. Такой, что Садок нервно икает и пятится к двери.
– Алёна Олеговна, – на надо же, даже моё ФИО запомнил! – что же вы сразу не сказали, что господин Темников – ваш жених?
Хмыкаю. Никакой он мне не жених. Но подыграть – выгодно мне самой. Поэтому подаюсь ближе к Глебу, – тот тут же, собственнически, обнимает меня за талию – и, вздёрнув нос, говорю:
– Не помню, Виктор Петрович, чтобы вы меня об этом спрашивали. Вы ведь вообще не спрашивали, да. Только говорили, – приподнимаю сумочку, которую Глеб успел подобрать. – Запись всё ещё у меня. И я готова дать ей ход.
– Чего вы от меня хотите? – истерично взрезывает Садок. – Я старый больной человек. У меня сердце.
– Вот поэтому, – спокойно, даже как-то по-доброму, произносит Глеб, – и не стоит волноваться. Садитесь, – Садок неуклюже плюхается на стул возле столика посетителей. Глеб берёт из стопки несколько чистых листов А4, вытаскивает из органайзера секретарши парочку ручек и кладёт всё это перед Виктором Петровичем. – Пишите, – говорит он, подвигая канцелярские принадлежности ближе к тому.
– Ч-что п-пис-сат-ть? – пугается ещё больше Садок.
– Всё, Виктор Петрович, – чеканит Глеб. – В подробностях. И про торговлю живым товаром. И про связи с международными террористическими организациями. Всё пишите, – бросает взгляд на часы. – Группа захвата будет через десять минут. Вы успеете.
Садок натурально плачет, капая слезами на страницы, но кивает и строчит-строчит-строчит.
Рядом обнявшись рыдают кадровичка и секретарша. Мне не жалко ни одну из них. Они хладнокровно толкали девушек в пасть монстру. Сколько несчастных вышло из этого кабинета, но не вернулось домой…
Пока идёт разбор полётов, я прохожу в кабинет, забираю свои документы – судя по всему, он всё-таки заглянул в них. Наверное, счёл меня подсадной уткой. Или что у нас тут была ловля на живца. Мне уже не важно. Главное, я осталась цела, невредима и, кажется, у меня есть возможность незаметно улизнуть.
Когда выхожу из кабинета – вестибюль уже полон вооруженных людей. Я действительно спокойно проскальзываю мимо, выбегаю в коридор и спешу к лифтам.
Скорее-скорее, ну же!
Лифт, как обычно, когда его очень ждёшь – не спешит ко мне. Зато – спешит Глеб.
– Всё-таки надумала удрать, – говорит, беря меня за руку.
Вырываюсь.
– Глеб, послушай, ты же серьёзный взрослый человек. Так не бывает. Для семьи нужны чувства, отношения…
– Тороплюсь, согласен, – признаётся он, и взгляд вдруг становится немного потерянным. – Но это лишь потому, что такие девушки, как ты, очень редко встречаются. Боюсь упустить, – виновато улыбается. – А что касается отношений – давай построим.
– Отношения строят на взаимном уважении, – чуть резче, чем хотелось бы, говорю я, – а не на принуждении. На праве выбора, а не на отнимании оного.
– Давай построим на этих принципах, – хватается, будто за соломинку.
– Нет, Глеб, извини, – мотаю головой. – Но ты – не в моём вкусе.
– Даже так! – я вижу, что он злится, как ходят желваки, как сжимаются кулаки. – А несколько минут назад, когда я целовал тебя, мне так не показалось.