Старое городское кладбище после застройки города оказалось в самой его середине. После того как мэрия решила районом ниже создать деловой центр, кладбище начали преображать в мемориал воинской славы, каждый год устраивая на нём празднование военных дат. Постепенно, облагороженное мрамором и клумбами, кладбище вскоре превратилось в место для отдыха - в основном, конечно, парадная его часть. Та же его часть, когда-то давно использовавшаяся для захоронений, так же постепенно превращалась в плохо прибранную парковую зону с утоптанными тропинками между могилами, зарастающими не только травами, но и густым кустарником. А поскольку могил было мало - всего несколько десятков, неудивительно, что и отношение к ним стало сугубо прагматичным: здесь гуляли молодые мамаши с детьми, молодёжь назначала свидания, а считавшие себя взрослыми ребятишки частенько были замечены здесь с пивом и закусью, а то и с чем покрепче…
Размышления и воспоминания Лёхина прервались от несколько неуверенного потягивания за ухо. Остановившись и осмотревшись, человек обнаружил, что стоит уже на середине моста.
- Ты чего? - спросил он Шишика.
Тот старательно таращил глаза за перила.
- Что-что! Вниз гляди - только тихонько, - хихикнула Вертушинка, вьюном мелькая между прутьями перил. От этого верчения у Лёхина аж голова кругом пошла.
Поэтому к предложению он отнёсся серьёзно - лишь бы не смотреть на вихорёк.
Внизу, знал Лёхин, течёт овражная речка в обрамлении кое-где скрывающих её кустов и высокой травы, по осеннему времени полёглой. И, заглянув за перила, он ожидал увидеть, может, поблёскивание воды в свете редко горящих фонарей на мосту да чёрные фигуры, созданные кустами.
Перегнулся - и застыл, забыв дышать.
Под мостом текла странная огромная река. Она тоже поблёскивала, как должна блестеть речка, но не случайными бликами. Громадное тело, выложенное прихотливыми плитами, глянцево светилось не только в свете фонарей, но и луны. И - текло, переливаясь, к заливу, сопровождаемое уже знакомой, но тем не менее всё-таки колдовской атональной музыкой поющих ночных небес.
Странное плиточное течение здорово завораживало, и Лёхин пришёл в себя, только когда Вертушинка негромко, но звонко сказала:
- Вот и уполз. Теперь до утра купаться в заливе будет. Жаль, что нам некогда, посмотреть бы - красота же!
Лёхин вконец опомнился и обнаружил, что стоит с глуповатой улыбкой, как тогда, августовской ночью, когда дракон взлетел из-за автомобильной эстакады, а он потом встал на место взлёта, а оно - тёплое!..
Переглянувшись с Шишиком, человек снова, пока ещё на негнущихся ногах, зашагал дальше. Необычное происшествие имело одно очень важное следствие: Лёхин наконец додумался, как он будет искать связующую нить. Очень просто: не саму нить искать надо - Палисадничего. Там же клумб полно, а значит, за ними присмотр нужен. Палисадничих на кладбище должно быть много.
Успокоившись на этой мысли, он прошагал мост и начал подниматься всё так же, параллельно дороге. Теперь он немного ожил и захотел поговорить.
- Вертушинка, а ты кто?
- Чего ещё придумал - кто я! Вертушинка я! Кто ж ещё!
- Ну, я имел в виду, что все, кого я до сих пор встречал, обязательно имеют отношение к чему-то. Домовой - стережёт дом. Палисадничий ухаживает за газонами и садами. Шишики, - тут Лёхин улыбнулся, - пинают хозяина, если что. А ты? Кто ты такая?
- А то не видно? Вертушинка - значит, верчусь.
- Зубы не заговаривай. Ты уже несколько раз помогла мне, зная заранее, что произойдёт там, куда мне надо. Так кто же ты такая?
- Да как мне не знать, если, пока ты шаг сделаешь, я уже слетала туда-сюда по делам, а уж по дороге всё увидела? Вот и обсказала, что тебе надо.
- Да уж… Что-что - а летать ты можешь, - вздохнул Лёхин, поняв, что Вертушинка не выдаст своего назначения в паранормальном мире. Ловко она его вопрос обошла. - Пусть будет так - бегаешь ты быстро. Мне хочется у тебя ещё кое-что спросить, да не знаю, ответишь ли. А если ответишь, пойму ли я.
- Да разве я хоть раз что не так ответила? - удивилась Вертушинка.
- Ты-то отвечаешь, - ухмыльнулся теперь человек, - да всё как-то так, что я при своих же вопросах остаюсь. Ну, попробуем ещё раз. Почему я вижу только твою голову, а всё остальное для меня - только вихрь какой-то?
- А как же иначе? Я ж торопыга! Пока туда-сюда сбегаю, вот и завертелась-закружилась! Зато сколько узнать успеваю!
И, словно в подтверждение, вильнула в сторону, проехавшись по не шелохнувшимся под ней кустам, и опять выпорхнула уже чуть впереди.
- И что ты узнала? - с любопытством спросил Лёхин.
- Чисто впереди! - доложил вихорёк. - Идти можно!
- Ага, а могли быть и мины, и снайперы на деревьях, - снова вздохнул человек.
Едва заметно вздымая пыль, Вертушинка "постояла" на месте и усмехнулась:
- А что? Было бы лучше, если б ты дороги не знал? Спокойна она - нет ли?
- Чудо в перьях, - прошептал Лёхин и повернул налево.
Боковая дорога вела к кладбищу, а если спускаться ниже, через полчаса можно дойти до речки у старой кондитерской фабрики, а там и до родника недолго, где Лёхин не далее как вчера оставил Ручейников.
Словно пьяная, Вертушинка боком завалилась в сторону мемориала и, закрутившись в сторону скамьи при клумбе, примирительно предложила:
- Ты ведь Палисадничих искать будешь? Так ищи. Домой-то всё равно возвращаться отсюда будешь. Иди, спрашивай их про нить свою, а я тебя здесь подожду.
- А стоит ли мне их спрашивать? - задумчиво остановился человек. - Ты ведь уже всё знаешь. Может, сама скажешь, где та нить находится?
- Во всеведущие записал? - польщённо захихикал вихорёк. - Приятно. Но уж нет. Пойдёшь своими ножками и всё сам разузнаешь!
И порхнул в кусты, которые даже не зашелестели.
Направляясь к настоящему кладбищу, Лёхин почему-то скептически думал, что Вертушинка наверняка будет обретаться во время его разговора с Палисадничими рядом - и подслушивать. "Фулиганьё!" - как выразился бы Дормидонт Силыч.
33.
Он медленно обошёл плитки парадной части мемориала. Внимательно, там, где не хватало света высокого фонаря, лучом своего фонарика обшарил все клумбы, затем прогулочным шагом прошёлся по асфальтовой, всё ещё обихоженной дорожке, пересекающей кладбище сокращая путь к жилому микрорайону, и, наконец, свернул с неё, подсвечивая фонариком, на утоптанную тропу.
Странно, ни одного Палисадничьего, на встречу с которыми он так крепко надеялся. И вообще как-то слишком тихо. Он уже идёт по узкой тропке, задевая и ветви кустов, сухие травы, а звук глохнет. Он даже шагов своих не слышит… Или на кладбище поздней ночью всегда так?
Через несколько шагов тропка, сначала отчётливо серая в направленном луче холодно-белого света, начала юлить, а то и вовсе пропадать. Приходилось делать пару-тройку шагов, чтобы выйти на более-менее проходимое место среди жёстких и корявых кустов, иной раз стелющихся по земле, будто сеть, постоянно хватающая за ноги.
Когда Лёхин окончательно решился вернуться к мемориалу и начать поиски Палисадничих заново, ему вдруг вспомнился анекдот - про человека, глухой ночью шедшего по кладбищу со спутником. Последняя фраза анекдота: "А чего нас бояться?" в ответ на признание человека, что он боится привидений, напомнила Лёхину про ещё один источник информации. Странно, но привидений он пока тоже не встречал. Или кладбище настолько старое? Нет. Вряд ли. Оно появилось, когда начали застраивать эту часть города, то есть в начале прошлого века.
Резкий треск - Лёхин вздрогнул. Прямо перед ним кто-то наступил на сухую ветку - прозвучало, как выстрел. Хотя треск был достаточно тихий. Но тишина же… Замерев, Лёхин лихорадочно вслушивался в наступившую тишину. Кто-то материальный. Не привидение. Неужели крысюки? Но он же смотрел, пока шёл! Да и на мосту больно-то никому не спрятаться, а он постоянно оборачивался. Да и Шишик бы предупредил…
Шишик сидел на плече, странно наклонившись вперёд. Два маленьких жёлтых прожектора сверлили темноту наравне с белым лучом фонарика. И Лёхин решил во всём положиться на "помпошку". Уж она-то не подведёт… Кстати, а почему он расслышал этот треск? Своего шага не слышит, а звук со стороны аж вздрогнуть заставил.