Выбрать главу

— Да. Конечно.

— И нееврейская душа, она животная, скажем, как у собак, а еврейская душа от Бога. Так?

— Нет, мы этого не говорили. Мы сказали, что евреи, по Божьему замыслу, имеют другую душу.

— Простите, что это значит?

— Если вы не знаете, что такое душа, нечего и говорить об этом.

— Ну, может быть, вы могли бы объяснить мне.

— Душа. Вы не знаете, что это такое?

— Честно говоря, не знаю.

Это создает очередную дискуссию, эзотерическую по языку, абсурдную по мысли и совершенно непонятную мне. Я слышу слова, летающие над столом, но я понятия не имею, что они означают. Короче, я полностью растерян.

И я говорю: "Не могли бы вы прекратить парить над реальностью и общаться со мной так, как общаются нормальные люди?”.

— Попробуйте шоколадный торт, — предлагают они. Что я и делаю. Вкусно.

— Это самая лучшая Шаббатная трапеза, которая у нас когда-либо была, — объявляет собранию сын моих хозяев и от души благодарит меня за атаки на них. "Мы не забудем этот вечер, это заставит нас подумать", — говорит он, с благодарностью пожимая мне руку.

* * *

Таково лицо Хеврона, которое я увидел, побывав с этими людьми. Кушая с ними вместо того, чтобы говорить о них с гидами. Когда здесь вы ходите по улицам, то можете увидеть гидов и услышать, что они говорят. По большей части, это левые активисты, чья цель — продемонстрировать миру, что евреи, живущие здесь, безжалостные оккупанты. На языке людей с левой душой здешние евреи обязаны быть такими.

Пожив здесь с евреями, хотя и всего один день, я понял, что жизнь их обречена еще в большей степени, чем я думал до этого. Строить новые дома в пределах 3 процентной зоны не разрешается, а существующие нельзя расширять. Что касается арабов, а есть арабы, живущие в этой 3 процентной зоне, им можно строиться и расширяться столько, сколько душа пожелает.

Я иду мимо этих арабских домов и замечаю что-то весьма странное: арабские дома, которые были отремонтированы или построены на суммы в многие миллионы евро, не построены самими арабами. Нет. Арабы, имеются в виду палестинцы, не вложили ни копейки. Все это им подарено. Я это знаю, потому что это можно прочитать. На стенах особняков, да, особняков, есть таблички, рассказывающие, кто их создал и привнес в этот мир.

Кто же эти добрые дядюшки и тетушки, строящие здесь особняки?

Европейцы. Например, великолепный дом, мимо которого я прохожу прямо сейчас, был построен каталонцами. Я стучу в дверь, задаваясь вопросом, кто же живет внутри него.

— Я здесь живу, — говорит пожилая арабка, приглашая меня в свою красивую обитель, — а моя дочь, она живет в Германии.

— Где в Германии?

— Я не знаю. Она живет в Германии, это все, что я знаю, — Ей это приятно, — говорит она, — потому что ее дочь с друзьями. Ага.

Я слышу громкий шум внизу на дороге, недалеко от старого кладбища, и иду туда посмотреть.

СЦЕНА: еврейская девочка идет по улице. Двое арабских детей бросают в нее камни.

Прибывают солдаты и полицейские.

И арестовывают группу арабских детей на кладбище.

Солдата с вышки на противоположной стороне улицы просят указать среди них метателей камней.

Солдат указывает на двоих: одного в зеленой футболке, другого — в красной.

Показывается араб, утверждающий, что он — отец этих детей, и что они не сделали ничего плохого.

Показывается женщина утверждающая, что она — мать этих детей, и что они не сделали ничего плохого.

Солдата с вышки вызывают, чтобы пришел и показал метателей камней лично.

Приходит солдат.

К настоящему моменту уже около пятнадцати солдат и офицеров пограничной полиции находятся на месте происшествия.

Солдат лично идентифицирует детей.

Отец врезает детям довольно крепкую оплеуху.

Один из солдат просит его прекратить. Другой солдат говорит первому, что лучше пусть отец отшлепает своих детей, нежели какой-либо из солдат.

Откуда-то с кладбища показываются мужчина и женщина с видеокамерой.

Солдат информирует других солдат о присутствии видеокамеры.

Солдаты с детьми отодвигаются подальше к краю.

Солдаты и родители разговаривают и спорят на двух языках, арабском и иврите, и совершенно очевидно, что никто не понимает, что говорит другой.

Владелец видеокамеры подходит поближе. Солдаты с детьми отходят от кладбища в еврейский район, куда снимающий видео не может войти.

Вызываются добавочные полицейские.

На кладбище появляется еще один человек, араб из-за ограды еврейского гетто. Он взбирается на край каменной ограды, а затем прыгает сюда, разрешено это или нет. Он тоже утверждает, что является отцом детей.