— Адам и Ева жили в раю, у них было все, но они стали делать то, что Бог им велел не делать. У них было все, и они все уничтожили. Это то, что мы делаем на этой земле.
Миф хорош, пока вы его не коснулись, а, коснувшись, вы открываете двери ада. Абу-Гош, деревня состоятельных жителей, имеющих прибыль от ресторанов, обслуживающих едоков — еврейских любителей мифов. По выходным, говорят мне местные жители, по городу невозможно гулять из-за ползущих бампер к бамперу автомашин, полных израильтян, приезжающих со всех концов, чтобы поесть в Абу-Гош. "Я люблю арабскую еду и атмосферу", — говорит мне израильтянин, которого я встречаю в кафе. "Для евреев небезопасно посещать другие арабские городки. Вот почему мы приезжаем сюда".
Бравый, размахивающий пистолетом израильтянин, которого вы видите на экранах ваших телевизоров, тот, о котором вы читаете в ваших газетах или видите на ваших таблетах, на самом деле просто маленький ребёнок, жаждущий быть любимым и принятым.
Две музыкальные группы из Берлина приезжают сюда выступать в ближайшее время, читаю я на плакате неподалеку. Я думаю, только предполагаю, что какие-то из немецких фондов спонсируют это мероприятие. Но чтобы лучше понять, куда растекаются немецкие деньги, я отправляюсь на встречу с Марком Софером, президентом Иерусалимского Фонда.
* * *
Я даю ногам отдохнуть в уютном кабинете Марка в Иерусалиме, после чего мои губы приходят в движение.
— Кто вы?
— Рассказывать о себе — одна из наименее любимых мной вещей.
— Ну, пожалуйста!
— Я поступил на дипломатическую службу в 1982 году и работал с тех пор в Перу, Норвегии, Нью-Йорке, Ирландии… Я был также советником по иностранным делам у Шимона Переса.
— Вы такой толковый?
— Если метлу взять на службу в венесуэльскую армию, через сорок лет она дорастет до полковника.
— Так, вы метла?
— Нет.
— Каков бюджет вашего фонда?
— В прошлом году мы собрали более $30 млн.
— Можете ли вы сказать, какая сумма была дана немецким правительством исключительно для целей еврейской общины?
— Насколько мне известно, мы не получаем никаких денег от немецкого правительства, только от немецких земель.
— Можете назвать средства, предоставленные немецкими землями именно евреям?
— Я не хочу ввязываться в этот вопрос и предпочитаю обсудить что-то иное.
Марку явно неудобно от моего вопроса. Мы продолжаем говорить большей частью не для протокола, и я ухожу.
Тут звонит Лина из офиса Джибриля Раджуба. После обеда тот собирается в поход пешком из Рамаллы в Иерихон и хотел бы сделать это с каким-нибудь компаньоном. Не хочу ли я пойти с ним?
Почему же нет?
Но прежде, чем я встречаюсь с известным арабом, гуляющим меж гор и холмов, позвольте нам сначала встретиться с известным евреем, сидящим в своей гостиной буржуазного Тель-Авивского района Рамат-Авив. Это Амос Оз, возможно, самый знаменитый израильский писатель.
Выход Двадцать Четвертый
Автобусная остановка "Университет" жива и здравствует в земле Израиля.
Амос Оз живет на высоком, двенадцатом, этаже. При входе в квартиру с левой стороны стоит большой книжный шкаф со стоящими вплотную книгами Амоса, теми, что он написал. Дополнительные книжные шкафы во множестве украшают гостиную, куда Амос и приглашает меня. Около тридцати лет назад он написал книгу о своих встречах с израильтянами: "В Земле Израиля". Следует ли мне ожидать, спрашиваю я, что увижу ту же землю и тех же людей, что он и тогда?
— И да и нет. За последние тридцать лет кое-что изменилось, но есть вещи, которые не изменились. Прежде всего израильское общество по-прежнему многослойное. Общество, состоящее из религиозных и светских, правых и левых, людей, желающих мира, и поселенцев, арабов и евреев.
Его фраза построена так умело, что слово "поселенцы", как бы само собой подразумевает, что они люди войны.
— А что изменилось?
— Во-первых, за это время в страну иммигрировали миллион русских. Во-вторых, у нас теперь сотни тысяч поселенцев на территориях [захваченных Израилем в 1967 году], в отличие от положения, существовавшего тридцать лет назад.
Звонок в дверь. Приносят огромный букет цветов. Кто-то любит Амоса, а, может, он сам его купил.
— Скажите, приехавшие русские и поселенцы сделали израильское общество хуже, чем оно было раньше?
— Общество не состоит из ломтиков сыра, чтобы я мог сказать, что лучше, а что хуже. Я могу лишь сказать: это другое общество.