Так было бы намного легче.
Я все еще перевариваю истинные события, когда занавес снова распахивается, и мое сердце замирает, сбиваясь с ритма. Я слышу его раньше, чем вижу. Я слышу звук, который он издает.
Стон.
Измученный, слышимый стон боли и облегчения.
Я на мгновение закрываю глаза, делая глубокий вдох, а затем открываю их, скользя взглядом вверх по его ногам, обтянутым джинсами, к темно-зеленой футболке, прежде чем остановиться на его лице. Его челюсть покрыта недельной щетиной. Под глазами темные круги, а волосы отросли, что делает его еще более похожим на Маккея.
Наши взгляды встречаются. Мы оба задерживаем дыхание.
Макс стоит у изножья моей кровати, на его лице написана настоящая мука, в одной из рук мой оранжевый рюкзак. Парень опускает его на пол, сжимает руки в кулаки. Он держит равновесие, борясь со слезами.
— Элла, — мягко говорит он.
Я смотрю на него, не зная, что ответить. Я должна сказать ему, что он не выходил у меня из головы в течение четырех недель. Он был рядом в каждом сне, в каждой затянутой дымкой грезе, отказываясь дать мне забыть. Отказываясь отпускать меня. Зовя меня обратно домой.
Мои пересохшие губы приоткрываются, чтобы произнести одно-единственное слово.
— Привет.
Если он и ждал чего-то большего, то не говорит об этом. Одного этого слова достаточно, чтобы он направился ко мне, его темные брови нахмурены, а челюсть сжата от волнения. Макс прижимается ко мне на кровати в равной степени нежно и настойчиво. Он осторожен с моими проводами и иглами, но в то же время отчаянно жаждет моего прикосновения. Поначалу я напрягаюсь — чувство вины за свой секрет заставляет меня держаться настороже и крепко зажмуриться. Но когда Макс поднимает руку, чтобы коснуться моей щеки, пальцами приподнимает мое лицо к своему, мое напряжение сдувается, как лопнувший воздушный шарик.
Голубые глаза смотрят на меня. И не ледяные, как холодный страх, пронизывающий меня, а кристально чистые. Как спокойное озеро зимним утром.
— Солнышко, — шепчет он, проводя двумя пальцами по моей щеке легким прикосновением, от которого я вздрагиваю. — Ты ведь помнишь меня, да?
Я опускаю подбородок, мне трудно смотреть на него.
— Конечно, помню.
— Каждый раз, когда просыпалась, ты боялась меня. Ты смотрела прямо на меня, но как будто на кого-то другого, — говорит он. — Им постоянно приходилось давать тебе успокоительные.
«Я хочу знать, что мой брат нашел в тебе».
«Прекрати, Элла. Черт… просто не двигайся!»
Горячее давление обжигает мне глаза.
— Прости. Я этого не помню.
Макс пальцем поднимает мой подбородок, но мои глаза остаются закрытыми.
— Врачи беспокоились об амнезии. — Когда я все еще не открываю глаза, он проводит большим пальцем по моей влажной скуле. — Эй… посмотри на меня, Элла. Все в порядке.
От его прикосновения у меня по коже бегут мурашки. Мое тело хочет, чтобы я прижалась к нему, вдыхала его запах и целовала, но мой затуманенный разум заставляет меня нажать на тормоза.
Я слегка качаю головой.
— Со мной ты в безопасности. — Его голос звучит умоляюще.
— Я знаю, просто… Это очень много. — Шмыгнув носом, я позволяю своим глазам распахнуться, обнажая свежий слой слез. — Месяц моей жизни пропал. Половина моих волос исчезла. Я даже не знаю, смогу ли ходить.
— Ты будешь ходить.
— Ты не можешь знать этого наверняка.
Он наклоняется, пока наши носы не соприкасаются.
— Тогда я понесу тебя, если понадобится.
Мои губы дрожат от горя, страха и чувства вины.
— Макс…
— Знаешь, я нашел тебя, — говорит он, обхватывая ладонью мою шею и прижимаясь лбом к моему. — Я нашел тебя у подножия того обрыва. Я, Бринн и Кай. Мы думали, что ты умерла. Я думал, что никогда больше не увижу эти глаза. Никогда не смогу прикоснуться к тебе, обнять тебя… Это чуть не убило меня.
Все мое тело содрогается, когда я плачу.
— Мне жаль.
— Мне жаль. Чертовски жаль, что меня не было рядом с тобой.
— Ты не мог знать. Никто не мог знать.
Тяжело дыша через нос, Макс ослабляет хватку на моей шее, а его голова двигается из стороны в сторону.
— Черт, Солнышко. Не могу поверить, что ты здесь.
А я здесь?
Я чувствую себя наполовину здесь, наполовину нет. Наполовину той девушкой, которой была, а наполовину этой напуганной, пустой оболочкой. Должно быть, я выгляжу ужасно. Бледная и похожая на привидение, слабая и в синяках.