Он опускает лицо на трясущиеся руки, когда на улице гремит гром, сотрясая стены. Я вздрагиваю, бросая взгляд в окно. Дождь льет как из ведра, рикошетом отражаясь от стекла, а слова брата отдаются у меня между ребер.
— Маккей…
— Ты оставил косилку на заднем дворе, — бормочет он.
Я моргаю, глядя на него, и хмурюсь еще сильнее. Мой взгляд возвращается к окну, на которое он продолжает пялиться.
— Пойду, уберу ее, — говорит он, вставая. — Мы не можем позволить себе новую.
Когда он проносится мимо меня в мокрой от пота майке, я хватаю его за руку и качаю головой.
— Я сам. Садись. У тебя такой вид, будто вот-вот свалишься, — настаиваю я. — Я вернусь через минуту.
Он прижимает основания ладоней к глазницам и кивает.
— Да, хорошо.
— Оставайся здесь. Поговорим, когда вернусь. — Переполненный тревогой, я бросаю на него последний взгляд, прежде чем направиться к газонокосилке.
Я никогда раньше не видел Маккея таким. Я знаю, что он тяжело переживает разрыв, но это не похоже на него — откровенничать со мной, особенно на такие серьезные и неудобные темы. Годами он держал меня на расстоянии.
Отключившись, я загоняю газонокосилку в сарай, и шум дождя становится саундтреком к моим мрачным мыслям.
Наклонившись, чтобы закрутить крышку бензобака, я резко выпрямляюсь, когда кажется, что я слышу голос Эллы.
Крики, вопли, мольбы.
Какого черта?
Вслед за этим раздается хлопок. Раскат грома.
Я замираю, поворачиваюсь и выбегаю из сарая.
Сердце замирает, я поднимаю взгляд, лицо заливает холодный дождь. Тучи продолжают сгущаться, и молнии вспыхивают в серых облаках бледно-желтыми прожилками. Мне просто показалось? Может, это просто гроза?
Может, Элла преследует меня?
Меня охватывает беспокойство, когда я закрываю дверь сарая и провожу рукой по своим мокрым волосам.
Бегу обратно к дому, когда слышу что-то еще. Что-то, что я не могу точно объяснить.
Крик.
Пронзительный, леденящий кровь вопль.
В ушах звенит, пульс учащается, ноги подкашиваются.
Я бегу со всех ног.
Бегу быстрее, чем когда-либо прежде, поскальзываясь на мокрой траве, сердце колотится где-то в горле, пока я почти не задыхаюсь. Задняя дверь распахивается, и я влетаю внутрь, опрокидывая маленький столик, посуда с грохотом падает на пол кухни. Свернув за угол, я замираю на пороге гостиной.
И я вижу это.
Я не могу этого не видеть.
Элла, склонившаяся над моим братом, ее руки прижаты к его разорванной груди.
Маккей лежит в луже крови, его тело дергается. Багровая жидкость выплескивается из его рта и просачивается сквозь ее руки, пока девушка кричит и плачет.
Мужчина.
Мужчина с пистолетом стоит над Маккеем, его рубашка забрызгана красным, в глазах ярость.
Запах пороха и меди наполняет мой нос, а неистовые вопли Эллы — мои уши. Мой собственный вой сливается с ее воем. Ужас, растерянность, истощающий шок.
Я не знаю, как двигаться, как дышать. Мое зрение затуманивается красной дымкой, и через секунду я сижу на полу с Эллой, весь в крови своего брата. Я не помню, как двигался. Я просто там, кричу, плачу, умоляю.
— Какого черта, какого черта… — кричу я.
Мужчина нависает над нами, тянется к Элле.
— Пойдем. Мы должны идти. Сейчас же. — Он хватает ее за окровавленные руки, она в истерике отмахивается от него.
Когда я снова моргаю, мужчины уже нет, а входная дверь качается на петлях.
— Мне жаль, мне так жаль, — кричит Элла, вновь прижимая руки к груди Маккея. — Мне так жаль!
Мне нужно позвонить в 911. Кажется, мой телефон исчез, но не помню, как искал его, потому что мои глаза прикованы к забрызганному кровью лицу Маккея, который задыхается и откашливает красную жидкость.
— Нет, нет, нет, — умоляю я, беря его лицо в свои руки и заставляя смотреть на меня. — Маккей, останься со мной. — Его глаза закрываются. Я даю ему пощечину. — Останься. Блядь. Со мной.
Я не узнаю свой голос.
— Я сказала ему, — плачет Элла. — Я сказала ему, я сказала ему. Он знает… О, боже, Макс.
Ее слова просачиваются сквозь безумие. Я бросаюсь вперед и хватаю ее за руки, мои окровавленные пальцы пачкают ее кожу.
— Сказала ему? Что сказала ему, Элла?
Она не смотрит на меня. Она смотрит на Маккея, в шоке, дрожа и плача.