Отпустив руки Макса, я встаю со скамейки и обхожу его, глядя на озеро, на то, как вода покрывается рябью. Я дрожу и складываю руки на груди.
— Я не знаю, как жить дальше после этого, — признаюсь я, мои слова были обращены к небу, к озеру, к нему. — Не знаю, как исцелиться. Откуда вообще берется исцеление? Время? Терапия? Долгие прогулки и долгие разговоры? — Я пожимаю плечами, чувствуя безнадежность. — Ничто из этого не похоже на исцеление. Это похоже на попытку вернуть счастье в свою жизнь после того, как его у тебя отняли.
— А какой еще у нас есть выбор?
— Я не знаю. Не думаю, что все книги или советы в мире смогут собрать наши кусочки воедино. — Когда он ничего не отвечает, я иду вперед, в лес. Теплый ветер развевает мои волосы, а верхушки деревьев колышутся над головой. — С каждой унцией исцеления приходит еще один тяжелый удар. Один шаг вперед, два шага назад. Возможно, некоторые люди не созданы для исцеления или преодоления.
Я чувствую, как Макс подходит ко мне сзади, когда несколько заблудших капель дождя срываются с облаков.
— Солнышко, — шепчет он мне в спину.
Я оборачиваюсь.
Когда мы смотрим друг на друга, моя горечь усиливается. Не на него, а на жизнь. На жестокий дар жизни.
— Как ты вообще можешь смотреть на меня? — спрашиваю я, задыхаясь. — Как мы можем говорить о любви, невинности и надежде после всего, что произошло?
Выражение его лица омрачается, когда он повторяет более сокрушенно:
— Какой еще у нас есть выбор?
— Выбор есть всегда, Макс. Всегда.
Он делает шаг вперед, тело напряжено.
— Ты права. Маккей сделал выбор, когда попытался тебя изнасиловать. Он сделал выбор, когда позволил тебе упасть с гребаного обрыва и когда ушел, не позвав на помощь, оставив тебя умирать. — В его глазах мелькают гнев и обида. — Джона сделал выбор, когда ворвался в нашу парадную дверь с пистолетом и выстрелил в грудь моему брату. Он сделал выбор, когда взял правосудие в свои руки. Каждый выбор — это рябь на реке времени. Каждый выбор имеет эффект домино, — изрекает он. — И теперь у нас тоже есть выбор. У тебя и у меня. Каким он будет, Элла? Как ты собираешься изменить нашу следующую главу? Куда ты нас поведешь?
Я таращусь на него широко раскрытыми, остекленевшими глазами и качаю головой.
— Я?.. Это зависит не только от меня. Чего ты хочешь?
— Я хочу поцеловать тебя. Вот чего я хочу.
От его слов я замираю. Мое сердце учащенно бьется, когда дождь стекает по моим волосам.
— Это ничего не исправит.
Он пожимает плечами.
— Может, и нет. Но это то, чего я хочу.
— Не думаю, что ты знаешь, чего хочешь. Сейчас невозможно ясно мыслить. Я думаю… я думаю, нам нужен перерыв, — шепчу я. — Ты был прав, когда сказал, что тебе нужно пространство. Все слишком мрачно, туманно. Запутано.
— Значит, мы все распутаем.
— Все не так просто.
Тяжело вздохнув, он опускает взгляд на мокрые листья и сжимает кулаки.
— Хорошо.
— Хорошо?
— Да. Хорошо. Если ты этого хочешь, мы сделаем перерыв.
— Дело не в том, чего я хочу. Дело в том, что нам нужно.
— Похоже, нам нужны разные вещи, — говорит он. — У меня было пространство, и я безумно по тебе скучал. Нет, не так. У меня было пространство последние семь месяцев, когда ты отгородилась от меня, влюбленного в тебя, и не сказала мне, почему. К черту пространство. Это не то, чего я хочу или в чем нуждаюсь. Все, что мне нужно, это ты. — Он прижимает ладонь к сердцу. — Ты единственная, кто может заделать эту чертову дыру в моем сердце.
— Я не стану ответом в решении проблемы. Я не…
— Ты — мой ответ, Солнышко.
— Мой брат убил твоего брата! — кричу я, голос переходит в раскаты грома.
Он тяжело сглатывает, глаза вспыхивают.
— И мы не они. Ты — Элла, а я — Макс. Почему этого не может быть достаточно?
— Этого не может быть достаточно, — кричу я в ответ. — Маккей мертв из-за Джоны.
— Маккей поступил с тобой непростительно.
— Он не заслужил смерти!
— И я тоже!
Я хмурюсь, когда дождь хлещет по волосам и щекам.
— Макс…
Его грудь вздымается, тело дрожит, глаза темнеют вместе с небом. Он проводит обеими руками по лицу и волосам, трясет головой и прижимает ладони к глазам.
— Черт… прости. Ты права. — Макс на мгновение замирает в той же позе, только его качание головой превращается в кивок согласия. — Ты права. Бери столько времени, сколько тебе нужно.
Когда он отворачивается от меня, я впадаю в панику. В груди зарождается сожаление. Я открываю рот, чтобы позвать его обратно, но ничего не выходит.