— Он приготовил мясную нарезку, — напоминаю я подруге, когда она поправляет свой высокий хвост. — Ты же не отказываешься от ассортимента изысканных сыров на первом официальном свидании.
— Я люблю сыр.
— Сыр побеждает. Каждый раз.
Бринн замолкает, окидывая меня сочувственным взглядом.
— Звонок на моем телефоне будет включен на полную катушку. Пожалуйста, позвони или напиши, если тебе что-нибудь понадобится. Мне так жаль твою бабушку.
Мы обнимаемся, когда Кай подъезжает на отцовском «Фольксвагене» и мчится к двери со стороны пассажира, чтобы открыть ее для Бринн. Я улыбаюсь и провожаю ее, как раз, когда он идет по дорожке.
— Повеселись, — говорю я ей, помахав рукой.
— Обязательно! — отвечает она. — Сыр!
Пятнадцать минут спустя я подъезжаю к нашему дому.
Бринн одолжила мне свою машину, чтобы я проехала несколько миль до дома. Я впервые за долгое время села за руль после того, как мой врач наконец-то дал зеленый свет, и мне было приятно ощущать хоть какое-то подобие контроля над чем-то в своей жизни. Все мои снимки и тесты показали, что у меня нет необратимых повреждений мозга, нарушений зрения или проблем с двигательными функциями. Далее я буду готовиться к получению аттестата зрелости, поскольку пропустила почти шесть месяцев в выпускном классе.
Собравшись с духом, я вылезаю из машины и нахожу маму в гостиной, где она сидит на диване за чашкой чая с Риккардо. Он обнимает ее за плечи, а мама прижимается к его груди, обхватив чашку обеими руками.
Я рада, что у нее есть кто-то после того, как я оставила ее в тени со всеми этими призраками.
Она поднимает на меня глаза, когда я вхожу.
— Элла.
— Привет. — Я кладу сумочку и снимаю кроссовки. — Как дела?
Она лишь пожимает плечами, а в глазах застывает грусть.
Моя бедная мама.
Риккардо встает с дивана и сочувственно кивает мне.
— Я собираюсь пойти покосить лужайку, — говорит он, любезно оставляя нас наедине.
— Спасибо, милый, — отвечает мама, протягивая руку и сжимая ее, прежде чем он исчезает за дверью во внутренний дворик.
Я растерянно стою в прихожей.
Замерзшая.
Безнадежно неуверенная.
— Иди сюда, милая, — говорит мама, похлопывая по месту рядом с собой на диване. — Я скучаю по тебе.
Мои глаза затуманиваются, ее слова приводят мои ноги в движение. Я падаю рядом с ней, и мама обнимает меня.
— Прости, мама. За все.
— Тебе не за что извиняться.
— Я бросила тебя. Я была никудышней дочерью, — хриплю я. — Эгоисткой.
— Элла, — шепчет она, беря меня двумя пальцами за подбородок и приподнимая мою голову. — Каждый человек имеет право быть эгоистом, когда речь идет о горе. Я тоже бросила тебя после того, что случилось с твоим братом. — Ее голос срывается на последнем слове. — Я жертвовала драгоценным временем с тобой, так одержимая идеей отменить приговор, когда у меня все еще был ребенок, который нуждался во мне больше, чем когда-либо, — сокрушенно говорит она. — Я держала тебя в неведении. Пыталась защитить тебя, уберечь от еще одного сокрушительного разочарования, если бы ничего не вышло. Так что нет, Элла… тебе не нужно извиняться за то, что тебе нужно время, чтобы исцелиться, чего бы это ни стоило. Я всегда буду твоим надежным убежищем, когда больше некуда будет идти. — Она гладит меня по волосам и вытирает слезы. — Я обещаю.
Ее слова заставляют меня плакать сильнее, и я прячу лицо у нее на плече.
Среди моих слез появляется торжественное осознание того, что горечь, подобно упрямой занозе, не может быть единственной основой наших отношений. Пока мама продолжает утешать меня, я чувствую, как между нами появляется общая уязвимость. Мама сделала выбор; ее твердая вера в невиновность Джоны определила ее решение. Любовь всегда направляет волю сердца.
Я не могу винить ее за любовь.
И знаю, что мне тоже придется сделать выбор.
— Я люблю тебя, — шепчу я ей в плечо, пока она гладит мои волосы. — Я не хочу злиться или держать бесполезные обиды. Я просто хочу двигаться вперед. Я хочу жить. А это так сложно, когда я чувствую себя запертой в этом пузыре трагедии и обиды. — Прерывисто вздохнув, я заканчиваю: — Я просто… я хочу исцелиться, мам.
— О, милая… Я тоже тебя люблю. Очень сильно. — Она шмыгает носом, крепче прижимая меня к себе. — Делай то, что тебе нужно, чтобы найти свое исцеление, хорошо? Что бы это ни было. Я всегда буду здесь. Несмотря ни на что.
Я киваю, принимая ее слова за чистую монету.