И я тоже.
Она поворачивает голову в мою сторону, и наши взгляды встречаются. В глазах мелькает узнавание. Элла выпрямляется и застывает, пальцами обхватив перила.
Она не улыбается, и я тоже.
Я не машу рукой, и она тоже.
Мы просто смотрим друг на друга, пока солнце освещает ее и заставляет ее волосы мерцать, как яркое пламя. Воспоминания вспыхивают в моей голове. Прекрасные, давние воспоминания о том, как она улыбалась мне на школьном дворе в первый день первого класса, держа на коленях книжку рассказов про Винни-Пуха, и я всем сердцем думал, что однажды она станет моей.
Глупость.
Глупые, дурацкие детские фантазии.
Я сглатываю, горло сжимается, пока дым закручивается вокруг меня и уносится в небо. Мое дыхание сбивается. Удивительно, почему я смотрю на нее и почему кажется не могу от нее оторваться.
Но долго гадать не приходится.
Девушка моргает, опускает взгляд на воду и разрывает ощутимую связь, когда серые, как вода, облака надвигаются, затмевая солнечный свет.
Проходит еще мгновение, прежде чем она бросает на меня последний взгляд с выражением лица, которое кричит: «Пошел ты, «Доктор Пеппер»».
А потом уходит.
Я бросаю все еще дымящуюся сигарету на землю и затаптываю ее носком ботинка, наблюдая, как она удаляется летучем облаком оранжевого цвета.
И улыбаюсь.
ГЛАВА 5
ЭЛЛА
Проходит сентябрь, и я благодарна, что жара миновала, пока пробираюсь по сухой земле и хрустящим листьям к небольшой полянке, частично скрытой от пешеходных троп. Навес из ветвей и зелени закрывает большую часть солнечного света, создавая дополнительное ощущение уединенности маленького убежища, которое, помнится, мы с Максом обнаружили много лет назад.
Я бросаю рюкзак на кучу сухих веток и присаживаюсь на скамейку в деревенском стиле. Похоже, кто-то специально сделал ее, отчего мое сердце замирает. Я помню, как в тот последний день он сказал мне, что хочет сделать для нас скамейку.
Нет.
Очень сомнительно. Я ушла в закат, и больше он меня не видел.
Если мне повезет, то это, скорее всего, место встречи какого-нибудь странного культа, где проводят ритуалы с участием козлят и крови девственниц.
Я роюсь в своей сумке и достаю блокнот на спирали и черную ручку. Сегодня мама вышла на работу. Она устроилась администратором в парикмахерскую «Долорес» и будет работать пять дней в неделю, пока не подвернется что-нибудь получше. Владелицу салона зовут Энн, так что я до сих пор ломаю голову над названием фирмы. Тем не менее Энн кажется милой, а я умею ценить хорошие тайны.
Усаживаясь на скамью, скрестив ноги, я открываю блокнот и нахожу чистую страницу. Шариковая ручка скользит по линованной бумаге, когда я начинаю писать.
Дорогой Джона,
Я тебя ненавижу.
Зачеркиваю первое предложение и пытаюсь снова, опуская ручку прямо под этими тремя словами и начиная сначала.
Прости. Это было мрачное начало, хотя иногда это правда. Бывают дни, когда я тебя ненавижу, а бывают, когда люблю тебя. И бывают дни, когда я чувствую и то, и другое одновременно. Это самые тяжелые дни. В такие дни я кричу в подушку, пока мои голосовые связки не распухают и не саднят, я злюсь на маму и отказываюсь есть, потому что от еды мой желудок болит еще сильнее, чем обычно.
В общем, все это угнетает, так что я прекращаю писать.
Я просто хочу, чтобы ты знал, что я действительно люблю тебя. Я очень сильно тебя люблю.
И именно это заставляет меня ненавидеть тебя.
— Элла.
Это за гранью.
Я вырываю страницу и сминаю ее в тугой шар, засовывая в открытый рюкзак. Может, стоит попробовать еще раз? На этот раз я могу солгать. Могу сказать ему, что жизнь складывается как нельзя лучше и мы прекрасно справляемся без него. Людям нравится ложь. Им нравятся сказки, потому что они всегда заканчиваются приятной развязкой, завязанной маленьким розовым бантиком с надписью: «Жили они долго и счастливо». Не знаю точно, почему бантик розовый, но розовый — цвет счастья. Кажется, это уместно.
Я отказываюсь от черной ручки и меняю ее на розовую.
Так будет лучше. Я буду врать ему розовыми чернилами и сказочными словами.
Уже собираюсь начать очередное письмо, когда слышу шаги, приближающиеся по тропинке. Ветки хрустят под ногами. Палки и опавшие листья шуршат, когда шаги приближаются. Я задерживаю дыхание. В голове мелькает видение фигуры в плаще с кинжалом, сверкающим в солнечном свете. На лезвии кинжала выгравировано слово «девственница», а вдалеке блеет беспомощная коза.