— Понял.
— А теперь поцелуй меня на прощание.
Берни поцеловал. Я думал, он клюнет ее по-быстрому в щеку, но Ливия решила иначе. Наконец оторвавшись от него и открыв глаза, она заметила:
— На случай, если заинтересуешься, у меня много всяких собственных находок.
— Боюсь, сердце не выдержит.
Ливия расхохоталась, но вдруг осеклась. Бывают моменты, когда я совершенно не понимаю людей, — это был один из тех случаев.
Мы следили за Уинклманом от дома Ливии. Он проехал несколько кварталов, свернул на главную улицу Поттсдейла, остановился у забегаловки, где продавалась еда навынос, и скрылся внутри.
— Разыгрался аппетит, — прокомментировал Берни. Мы встали за машиной Марвина, вышли на тротуар и принялись ждать. — Подольше гулять, не опускать руки, держать рот на замке. Легко сказать, — бормотал напарник.
Уинклман вышел с коричневым пакетом в руках, в котором был сандвич с колбасой и луком, но я старался об этом не думать. Жизнь полна разочарований. Вот и на этот раз тема колбасы всплывала снова и снова, но я не получил ни кусочка. Пришлось гнать от себя эти мысли. Уинклман заметил нас и замер.
— Берни? — Он провел ладонью по лысине. — Вот так сюрприз!
— Мне надо сказать вам кое-что, — обратился к нему напарник. — Во-первых, с вашей слежкой покончено.
— Какого черта? — возмутился Марвин, и по его лицу пошли цветные пятна. — Не понимаю, о чем вы говорите. — Он покосился в мою сторону и на всякий случай отступил на шаг. Моя пасть как-то сама собой широко открылась.
— Вы следите за человеком, который к вашему делу не имеет никакого отношения. Такие вещи, как ничто иное, выводят из себя окружного прокурора. За это его и выбирают.
— Окружного прокурора? Что за ерунду вы несете?
Берни рубанул рукой по воздуху. Этот жест я у него не часто замечал.
— Во-вторых, вашим мечтаниям о мести тоже конец.
— Это как так?
— Прикиньте, Марвин: неужели вам кажется, что у вас есть право бросать камни в других?
Рот Уинклмана открылся и закрылся, что для нас всегда служит хорошим знаком.
— Разводитесь и живите дальше, — посоветовал Берни.
— Я считал, что вы работаете на меня.
— По большому счету так оно и есть. Настанет время, и вы будете мне признательны.
— Тогда отдайте мне две с половиной тысячи.
— За вычетом отработанного времени и расходов.
— Отработанного времени?
— Сегодняшнего вечера, — уточнил Берни. — Когда я следил за вами.
Э, да напарник стал несговорчив в денежных вопросах. Почаще бы так!
20
Берни позвонил Леде из машины. Ответил Чарли. Я услышал его голос из динамика трубки.
— Нашел Пинат?
— Нет.
— А когда найдешь?
— Не знаю.
— Я в школе сказал, что вот-вот найдешь.
— Не уточнил когда?
— Нет.
— Вот и хорошо. Позови маму.
Трубку взяла Леда.
— Я обо всем позаботился. Произошла ошибка, перепутали людей. Тебя больше не будут беспокоить.
— Кого перепутали?
— Да считай, что всех.
— Не понимаю…
— Леда, нет времени объяснять, мы на работе.
— Хорошо. — Ее голос смягчился. — Спасибо тебе.
Берни разъединился.
— Этот брак должен состояться и служить примером до скончания века, — сказал он. — Если он развалится, я просто не смогу с этим жить.
Какие проблемы? Зачем жить с этим? Я буду с ним жить. Причем вечно. Значит, все прекрасно, хотя и немного туманно. Хорошо, что телефон зазвонил снова.
На этот раз в трубке послышался голос Попо.
— Мы можем где-нибудь встретиться? Хочу вам кое-что показать.
— Приехать к вам в трейлер? — спросил Берни.
— Он больше не мой.
Мы встретились с Попо в вестибюле старой гостиницы «Копперман» в Западной Долине. Я знал эту гостиницу по давнему делу об украденной из японского ресторана партии тунца. Рыбу мы нашли, но слишком поздно — я понял это, еще не выходя в последний день расследования из машины.
Но вернемся в вестибюль. В нем были потолочные вентиляторы, пальма — я узнаю эти деревья по крупным листьям — и кожаные кресла, расставленные по нескольку штук в разных местах. От них исходил приятный запах кожи. Кожа — материал, который очень приятно грызть, — первое, что пришло мне в голову.
В вестибюле, кроме сидевшего в кожаном кресле Попо, никого не было. Его лицо еще больше осунулось, и от того, как выпирали на нем скулы, мне стало не по себе. Мы сели с ним рядом: Берни в соседнее кресло, я — на пол, и почувствовал, как черные и белые плитки приятно холодят тело.