Она приземлилась на глухо грохнувший под ее тяжестью деревянный пол, пошатнулась и, не удержавшись, повалилась на колени. В ту же секунду раздалось новое «банг» – второй оборванный трос безумной стальной змеей заметался в воздухе и шарахнул по доскам. Со страшным грохотом сверху обвалилась платформа подъемника.
Последовала короткая пауза – и сквозь открывшуюся дыру с сухим треском папье-маше рухнул бутафорский крест!
Металлическая лестница задребезжала под топотом множества ног. Сквозь плавающую перед глазами муть Настя с трудом различала окруживших ее людей – их встревоженные голоса долетали до нее глухо, как сквозь подушку.
Только одно лицо вдруг надвинулось совсем близко, и звенящий от торжества голос костюмерши прокричал:
– А хорошо, что я ей пожелала голову проломить – а то неизвестно, что могло бы статься!
Глава 2 Большой оперный унитаз
– Не понимаю! И не хочу понимать! – раздраженно сказала мама. – Сегодня суббота, тренировки у вас нет – почему вы не можете составить мне компанию?
– У нас… другие дела, – не поднимая глаз от тетради, уклончиво ответила Мурка.
– Какие – другие? – железным тоном поинтересовалась мама. – Ответь, будь любезна! Мне давно уже любопытно, куда мои дочери исчезают каждый вечер, а возвращаются иногда чуть не за полночь?
– Ничего подобного! – возмутилась Мурка. – Один раз всего такое было, и мы тебе позвонили! А так мы к десяти всегда дома! – Естественно, она не стала уточнять, что часто, торжественно войдя с парадного хода, они тихонько отключают тревожную сигнализацию, как научил их компьютерный гений Вадька, и сматываются через окно. Зато добавила аргумент, обычно сокрушительно действующий на любых родителей: – Учимся же мы хорошо!
В этот раз не подействовало.
– Ты считаешь, оценки в дневнике – единственное, что интересует мать в жизни ее дочерей? – Мама гневно поглядела сперва на Мурку, потом на ее сестру-близняшку Кисоньку.
Кисонька поняла, что разговор перешел в опасную фазу.
– Куда хоть надо идти-то? – недовольно поинтересовалась она.
Марья Алексеевна замешкалась. Желание продолжить разговор о тайной жизни дочек – а что какая-то тайная жизнь есть, она нюхом чуяла! – боролось с прямо-таки настоятельной необходимостью заставить их поехать с ней. Необходимость победила.
– В театр. Оперный, – неохотно ответила она.
Кисонька удивилась – такие напряженные уговоры, чтобы всего лишь позвать их в театр? В принципе, Кисонька всегда любила ощущения маленького нежданного праздника, выбор платья на вечер, макияж, туфельки на каблуках, нарядных людей в фойе, сдержанный гул, шелест бархатного занавеса – и сцену, похожую на волшебную коробочку, внутри которой притаилась сказка. И еще чувство некоторой избранности в сравнении со своими одноклассниками – я вот на балет хожу, а вы, придурки, прикольнее «fire-fire-fire» в своем компе ничего в жизни не видели! Да и Мурка к театру всегда относилась нормально – за исключением моментов с одеванием и макияжем.
Кисонька переглянулась с сестрой, и близняшки дружно пожали плечами:
– Спектакли же вечером! – поглядывая на часы, прокомментировала Кисонька.
– Целый день впереди! Мы еще успеем по своим делам сбегать и с тобой у входа встретимся! – с радостным энтузиазмом заверила Мурка.
– Я вас не на спектакль зову! А в театр! – раздраженно фыркнула мама.
Мурка поперхнулась. Кисонька саркастически приподняла брови.
– Сцену подмести? – осведомилась она. – Или в «Лебедином озере» попрыгать?
– Твой бы язык – да в мирных целях! – еще больше разозлилась мама.
Кисонька высунула язык на всю длину и скосила глаза, сосредоточенно разглядывая его кончик и размышляя, какая цель может считаться мирной.
– Я поняла – ты решила его сварить! – наконец с притворным ужасом прошамкала она.