Шайтан недовольно заворчал, когда к дому, словно прикрываясь туманом, подъехал с включенными фарами голубой «Москвич». Взметнув в воздух снежную пыль, он рассерженно фыркнул и затих. Из автомобиля, тяжело кряхтя, вылез полный человек в ондатровой шапке и добротном полушубке, небрежно распахнутом и застегнутом лишь на одну нижнюю пуговицу. На морозе его краснощекое лицо приобрело бордовый оттенок, узкие, скрывшиеся за набухшими веками и затерявшиеся в складках жира глаза шустро пробежали по дощатому забору, оценивающе остановились на доме. За ним следом вылез из автомобиля молодой парень. Он несколько раз присел, разминая затекшие ноги.
Симаков - старший торопливо открыл калитку, пожал небрежно протянутую ладонь толстяка.
—Данько Виктор Иванович,— представился приезжий.
Такого неприятного голоса Шайтан, кажется, еще не слышал. Он глубже вдавился в снег, пытаясь спрятаться от чужих человеческих глаз, от запахов, от голосов.
—Иван Матвеевич Симаков. Прошу. Я вас уже с утра поджидаю,— парня он похлопал по пледу, как старого знакомого.
— Ну-ну, где ваш волкодав? Мне Костя говорил, он настолько свирепый, что я сразу решил его приобрести. Вот, думаю, то, что мне надо. Люблю свирепость. Особенно в людях,— он громко рассмеялся.
Шайтан задохнулся от негодования. Он не знал, над кем смеялись. Да это и не играло существенной, роли. Просто смех давил его, тнул, бил по ушам неприкрытой злобой. Рядом с ним, в десяти шагах, злость смеялась над злостью. Он порывался., встать и на страшный. смех ответить собачьей бранью, но какая-то сила удерживала его.|
—Послушай,— продолжил Данько, обращаясь к парню.— Ты мне, понимаешь ли, все уши прожужжал насчет его свирепости, еще посоветовал снотворное захватить. А я как погляжу, он и лаять не умеет. Чего он развалился? Эй, ты, чучело! А ну - встань!
Шайтан понимал, что обращаются к нему. Однако не пошевелился. «Что же это такое?-— терялся в догадках пес.— Что им надо?» Какой страшный и мерзкий голос у толстяка.
—Странная собака,— хмыкнул Данько.— Может, вы разыгрываете меня? Может, это и не собака вовсе,— он двинулся к Шайтану. Симаков - старший вовремя преградил путь.
Не спешите. Просто, собака оказалась умнее нас. Мы хотим увидеть цирк, а она не желает. Вот и весь фокус.
—Неубедительно. Заставьте ее подняться.
—Вот чего не могу, того не могу,— развел руками Вовкин отец.— Один хозяин у него мой сынишка. Ближе двух метров я к псу не приближаюсь. Вмиг кидается.
—В таком случае разрешите мне,— оборвал его Данько— Что бы ни случилось, виноват только я. Согласны?
Ну что же, в таком случае согласен,— с иронией в голосе ответил Симаков. Видимо, на него гость произвел тоже отталкивающее впечатление.
Данько стал медленно приближаться к Шайтану, застывшему на белом снегу гигантской рыжей кляксой. Все ближе и ближе чужой ненавистный запах, забивающий ноздри тяжелым смрадом. Шайтан затаил дыхание. Нарастает злоба. Он слышит, как бешено колотится сердце. Еще мгновение — и оно выскочит из груди. Пора!..
Не глядя в сторону врага, Шайтан подобно пружине взвился вверх, и оскаленная злобная пасть страшно щелкнула возле горла человека.
Данько прикрыл горло рукой и попытался отскочить, но собака успела поймать его за воротник и, яростно рыча, старалась повалить на землю.
—Место, Шайтан, место,— пытаясь перекричать утробный рев Данько, завопил Вовкин отец.
Шайтану мешала расправиться с нарушителем его границ толстая цепь, и он потянул упирающегося человека ближе к забору.
На выручку рванулся приехавший вместе с Данько парень. Благодаря их стараниям, пострадавший лихо выскочил из полушубка, оставшись в красной рубахе.
Не выпуская из пасти полушубок, Шайтан продолжал осыпать грозной бранью обидчиков. Жесткий ошейник впился в горло, и рычание пса становилось все приглушеннее, но оно не казалось от этого менее свирепым.
—Хорошо, хорошо,— не то одобрительно, не то осуждая, произнес толстяк.— Сколько ему?
—Девять месяцев.
—Девять месяцев,— повторил Данько.— Зверь, а не собака, но я и не таким ребра обламывал. Уши бы надо купировать. Еще злее будет. Поздновато, конечно, но ничего. Пса забираю.