Глава 3
Отца Мануэля Зерафу удивить было нелегко. Сан священнослужителя он получил тридцать три года назад, из которых первые десять провел в Сомали и Северной Кении. Он был человеком широких взглядов и неплохо знал современный мир.
Святой отец сидел на балконе бара “Глиниглз” в Мджарре, смотрел на небольшой залив и ярко раскрашенные рыбачьи баркасы. Рядом с ним сидел Кризи. Стаканы, которые мужчины держали в руках, были пусты. Уже несколько минут священник размышлял над словами друга. Не поворачивая головы, он угрюмо произнес:
– Тебе тогда снова придется жениться. Таковы правила, Уомо. Для этого обязательно нужна супружеская пара.
Уомо кивнул.
– Значит, придется на это пойти.
Священник резко обернулся. Он был удивлен, почти потрясен.
– Ты что, сможешь так быстро снова жениться?
Кризи кивнул.
– Сам же сказал, что это необходимо.
Святой отец лишь покачал головой.
– Люди тебя не поймут, смогут даже счесть это оскорблением. Надю любили все. Все знали, как ты к ней относился. Прошло всего пять месяцев… Во время заупокойной службы по Наде и Джулии все церкви острова были переполнены. Столько народу там еще никогда не бывало.
– Отец мой, брак этот будет фиктивным, я заключу его только для того, чтобы удовлетворить требования властей… ваших властей.
Священник снова покачал головой.
– На ком же ты собираешься жениться? – настороженно спросил он.
– Понятия не имею.
От удивления Мануэль Зерафа даже тряхнул головой.
– Надо же, он понятия не имеет! Ты хочешь усыновить мальчика как можно быстрее, но даже не знаешь еще, на ком женишься! – фыркнул он. – Комиссия, которая станет с пристрастием опрашивать вас обоих, должна будет удостовериться, что вы – достойная пара и вам можно доверить воспитание ребенка.
Кризи уверенно и немного грубовато бросил:
– Об этом можешь не беспокоиться – той, на ком я решу жениться, комиссия сможет доверить все, что мне от нее потребуется.
Священник глубоко вздохнул.
– Объясни мне, пожалуйста, к чему такая спешка? Почему бы тебе еще хоть годик не переждать? И члены комиссии, и люди, живущие вокруг, поняли бы тебя тогда гораздо лучше. Да и с мальчиком ты только раз встречался.
– Мне этого хватило, – ответил американец.
Он резко взял пустой стакан священника и встал со стула. Войдя в прохладный зал бара с высоким сводчатым потолком, он поставил стаканы на стойку перед лысеющим барменом.
– Тони, будь добр, налей мне еще пару стаканчиков пива.
В углу несколько рыбаков играли в излюбленную на острове карточную игру – бишклу. Главное в ней было – умело блефовать, а именно это все игроки умели делать превосходно. Пока Тони разливал пиво по стаканам, Кризи наблюдал, с каким мастерством игроки пытаются надуть друг друга. Один из рыбаков подмигнул ему. Уомо был единственным иностранцем, посвященным в тайны бишклу. Американец взял со стойки стаканы и сказал:
– Тони, налей и себе.
Бармен покачал головой.
– Мне еще рановато, – ответил он.
Кризи терпеливо ждал. Через десять секунд лицо бармена расплылось в широкой улыбке, и он произнес:
– Пиво “Блю лэйбл”.
Кризи отвернулся. Так было всегда. Совсем не случайно бармена прозвали на острове Почему-Бы-И-Нет.
* * *
Вернувшись на балкон, он поставил перед священником полный стакан.
Занимался вечер. Большой белый паром отходил от пристани, увозя на Мальту усталых туристов. Склонявшееся к закату солнце окрашивало известняковые холмы в медно-красный цвет.
– Так, значит, говоришь, на это уйдет недель шесть – восемь?
Священник опять вздохнул.
– Если заниматься этим вплотную, да и то лишь потому, что епископ знает тебя лично и с гражданскими властями у тебя отличные отношения.
Кризи отпил глоток пива.
– Хорошо, тогда с мальчиком я поговорю завтра, а послезавтра уеду. Вернусь примерно через месяц с женой и необходимыми документами. Сколько ей надо будет здесь пробыть?
Священник повернулся к нему, снова озадаченный вопросом друга.
– Что ты имеешь в виду?
– Я спрашиваю, сколько времени жена должна будет оставаться на Гоцо?
Было видно, что священник начинает понимать замысел Кризи.
– Значит, ты так решил поступить?
Паром выходил из бухты в открытое море. Кризи спокойно сказал:
– Да, отец мой, именно так.
– По крайней мере шесть месяцев, – ответил священник, – иначе всем все станет ясно. Меня ты выставишь в самом неприглядном свете, а что станет с членами комиссии, я вообще не представляю. Так что придется ей жить в твоем доме с тобой и с мальчиком и играть роль его заботливой матушки. – Следующая фраза священника прозвучала резко и повелительно. – Никак не меньше полугода, Уомо.
Кризи осушил стакан и встал.
– Будь по-твоему, – сказал он. – Полгода так полгода. Ты сможешь завтра переговорить с епископом, а после этого – с мальчиком? А потом прислать его ко мне домой около шести вечера? Естественно, если сам он захочет прийти.
Священник попытался сделать последнюю попытку. Глядя Кризи прямо в глаза, он произнес:
– Почему бы все-таки тебе не переждать несколько месяцев… Почему не усыновить мальчонку помоложе? В приюте есть несколько отличных ребятишек, из которых кто-нибудь тебе обязательно приглянулся бы.
Кризи пожал плечами.
– Уверен, что там есть хорошие ребята, но я собираюсь усыновить Майкла Саида, и сделать мне это надо не позднее, чем через восемь недель.
Сказав это, он повернулся и пошел прочь.
* * *
Майкл Саид сидел в одиночестве в дальнем углу приютского двора. Он машинально перелистывал журнал, но не видел ни текста, ни иллюстраций к нему. Мыслями он был в доме на холме, куда приходил вчера вечером.
Он сидел за столом под увитым виноградом деревянным навесом часа два, и за это время выпил три большие банки пива. Огромный американец сходил на кухню и принес оттуда на подносе тонкие ломтики вяленого мяса.
– В Америке такое мясо называют джерки, но я научился готовить его в Родезии. – Он взглянул на паренька. – Знаешь, как теперь называется Родезия?
– Зимбабве, – тут же выпалил Майкл.
Американец одобрительно кивнул, прожевал тонкий ломтик вяленой говядины и сказал:
– Родезийцы называют такое мясо бильтонг. Готовят его обычно из мяса диких животных, чаще всего газелей. Его сильно солят, а потом на несколько дней вывешивают на самом солнцепеке. После этого оно может храниться годы. Десятка фунтов бильтонга достаточно, чтобы человек не умер от голода в течение нескольких недель. А я делаю бильтонг из говядины, которую покупаю в мясной лавке Джона. Давай попробуй кусочек.
Майкл взял ломтик мяса и положил в рот. Ему показалось, что на вкус он как кожаная подметка. Но чем дольше он жевал, тем сильнее становился вкус мяса. Съев первый кусок, он решил, что бильтонг просто великолепен. Не прошло и пятнадцати минут, как на подносе ничего не осталось.
Они много говорили в тот раз. Американец задавал массу вопросов. Мальчик понимал, что он проверяет его знания и сообразительность. Сначала, правда, он этого не замечал. На вопросы отвечал легко. После второй порции пива он так освоился, что смог наконец произнести слова, которые повторял про себя всю дорогу, взбираясь на холм. Прямо взглянув в глаза огромного мужчины, он спросил его:
– Как мне вас называть?
Мужчина слегка улыбнулся.
– Кризи, – сказал он. – На ты, без всякого “мистера” и на “ты”. Или по прозвищу. Ты его знаешь?
Мальчик кивнул:
– Уомо, мне очень жаль твою жену и дочь. Нам всем их очень жаль. Надя всегда приходила на Рождество в приют с подарками, иногда приносила нам вкусную еду. Овощи и фрукты, наверное, приносила с фермы отца. Нам всем очень ее не хватает.
Он продолжал так же пристально и прямо смотреть хозяину дома в глаза, хоть в них ничего не отражалось. Полуприкрытые тяжелыми веками, чуть ли не сонные, они бесстрастно смотрели в лицо мальчику. Потом Кризи кивнул, встал и пошел на кухню за пивом.
Они все говорили и говорили, а солнце медленно тонуло в море. Майкл чувствовал себя уже настолько непринужденно, что сам стал задавать Кризи вопросы. Сначала он спросил:
– Уомо, откуда у тебя эти страшные шрамы?