«Тебя не удивляет, — продолжал я, — что я пришёл без предупреждения?»
Она покачала головой, её взор блуждал, избегая моих глаз, она запахнула на шее халат.
«Тебя не интересует, как я живу?»
Ответа не было. Мы стояли друг перед другом, я уловил лёгкий вздох, её губы прошелестели: «Я знала».
«Да, но…»
«Я знала, что ты вернёшься», — сказала она.
Эти слова меня удивили и обрадовали, я не нашёлся, что ответить. Речь, которую я приготовил, застряла у меня в горле. «Но ты же понимаешь, Катя…» — пробормотал я.
«…вернёшься, — сказала она, словно не расслышав моих слов, — и мы будем жить по-старому».
Вот это мне уже не нравилось, это напоминало наши бесконечные ночные пререкания. Я чуть было не возразил: по-старому? Что значит по-старому? Опять всё сначала: обыски, допросы, машина под окнами? Я ничего не сказал, она прочла мои мысли. Усталым жестом провела рукой по волосам.
«Теперь всё переменилось. Если бы не переменилось, тебя бы здесь не было…»
О, нет, Катя, хотел я сказать, ничего не переменилось.
«Я знала, — продолжала она. — Знала, что ты приедешь. Я тебя ждала. Каждый день ждала. Вчера ждала. Сегодня ждала».
«Я тебя разбудил…»
«Да. Я успела задремать и увидела во сне, будто ты приехал и стоишь внизу. В дверь звонят, а я лежу и ничего не слышу. — Она засмеялась. — Может, ты и сейчас мне снишься?».
«Катя. Сейчас не время. Мы можем всё спокойно обсудить позже».
Неполадки, конечно, бывают, продолжал я, но их быстро устраняют, это не Россия. Она усмехнулась, смотрите-ка, сказала она, каким ты там сделался патриотом. Я объяснил: нам бы только добраться до метро.
«До метро?»
«Да. Спустимся вниз, и никто нас уже не сцапает».
Она ничего не понимала: кто нас должен сцапать? Какие неполадки?
«Сам не знаю; авария или что там. — Я хотел рассказать, как я ждал поезда, не мог догадаться, о чём вещал громкоговоритель; но сейчас это не имело значения. — Важно, что это способ, понимаешь? Способ уехать».
«Уехать?»
«Ну, конечно».
«А я думала…» — пробормотала она.
Я хотел было сказать, что приехал не совсем легально, но сообразил, что сейчас об этом лучше помалкивать, это может её отпугнуть. Я вдруг растерял все мысли. Всё начало путаться в голове. А главное, я забыл, что нельзя задавать некоторые вопросы. Нарушил правила игры, которые мы, не сговариваясь, молча установили для себя.
Ни с того ни с сего я брякнул:
«Катерина… неужели это правда?»
Я имел в виду, что она, как бы это выразиться. Что она жива.
«Как видишь», — сказала она просто. Поёжилась, поплотней запахнула халатик.
Выходило, что она как будто даже знала о том, что до меня дошло это известие. Итак, я по крайней мере удостоверился, что известие было ошибочным. Теперь я даже не помнил, когда я его получил, три года назад или ещё раньше, да и не всё ли равно. Это была ложь. Без сомнения, дело рук всё той же организации. На них это похоже. У них есть специальный отдел для распространения ложных слухов.
Смешно! А я-то, дурак, поверил, не знал куда деться от тоски и горя.
Она сказала:
«Ты мне не писал. Я поняла, что ты занят… готовишься к возвращению». Опять она об одном и том же.
«Катя, пойми. Там была авария, — сказал я, забыв, что уже говорил об этом. — Теперь всё поправили. Собирайся».
«Куда?»
«У нас мало времени. Собери самое необходимое».
Я встал и начал ходить по комнате. Моя жена дрожала, я видел, что у неё поднялась температура, обычная история, но мне не хотелось думать сейчас об этом, я сказал, у тебя окошко открыто, ты не одета, здесь другой климат. Здесь гораздо холодней, чем у нас там… и подошёл к окну, лёгкий ветер отдувал занавеску. И было такое впечатление, будто город исчёз. Не было переулка и дома напротив, и даже не видно было горизонта, чёрная пустота, ночь, похожая на небытие. Но, приглядевшись, я кое-что заметил.
«Послушай… — проговорил я. — Там стоит машина».
«Какая машина?»
«Перед домом! — закричал я. — Ты что, успела сообщить этим крысам?»
Она только испуганно мотала головой, закрыла рот рукой.
«Прекрасно, — бормотал я, озираясь, — ты не обращай внимания, я сейчас… Скажешь, что у тебя никого не было. Скажешь, ты спала и ничего не слышала…» Я выскочил на лестничную площадку и стоял, схватившись за перила, была мёртвая тишина. Очевидно, они ждали, когда я выйду из подъезда. Я рассчитывал спуститься в подвал и оттуда как-нибудь выбраться через окно; впрочем, стук разбитого стекла мог привлечь внимание. Тут я заметил — было ли это через несколько секунд или минут? — заметил, что считаю этажи: в это время я сходил по лестнице. Никакого хода в подвал не оказалось. В этой тишине таилась такая угроза, что лучше бы уж снаружи слышались шаги или рокот мотора. Подкравшись на цыпочках, я приоткрыл парадную дверь. Но машины не было, никого не было, и я двинулся, инстинктивно приглушая шаги, наугад по тёмному переулку.