— Спасибо, устроился превосходно, — не сбиваясь с доверчивого тона, заговорил Анатолий. — Встретил кое-кого из старых знакомых. Обещали собрать почти треть нашей семейной библиотеки. Отсутствие книг меня больше тревожит, чем отсутствие мебели в квартире.
— Ну, вот и хорошо. Я рад за вас. — Взглянув на часы, декан вдруг засуетился. — Извините, Анатолий Святославович, но я вынужден вас покинуть, — он улыбнулся, — наедине с вашими мыслями о сегодняшнем, как вы выразились, провале: через четверть часа у нас партийное собрание факультета. Итак, до завтра. Утром я вам сообщу поподробней о вашей семинарской группе. — Он застегнул лежащий на столе портфель и встал.
Анатолий последовал его примеру и, уступив дорогу при выходе, попрощался за дверью.
…А на следующий день ему, как выразился при этом декан, «вручили» семинарскую группу. Войдя в отведенный для группы кабинет и усевшись после приветствия за столом, он стал знакомиться со студентами по списку.
Когда все были перечислены, Анатолий снова углубился в список и невольно обратил внимание на то, что из троих отсутствующих — две девушки. Какое-то озаряющее предчувствие подсказало ему вдруг, что одна из них именно та, вчерашняя. И он, рассказывая о порядке работы семинара, о темах докладов, выступлений, время от времени поглядывал выжидающе на дверь. Отсутствующие и в самом деле появились сразу все трое, но только после перерыва, когда он уже потерял надежду увидеть их. Среди них была и она.
Анатолий хотел подчеркнуто-деловито спросить о причине опоздания, но вопрос получился извиняющийся, смущенный. Поймав себя на этом, он слегка покраснел и поторопился разрешить им сесть. Зато он убедился, что ни ее голос, ни фамилия — Малахова — ничего не добавляли к ее знакомым глазам. Как ни странно, но это его почему-то вдруг успокоило, и он уверенно, как давно привычное занятие, провел до конца семинар…
С того дня его любопытство стало постепенно притупляться. Позже, когда его назначили руководителем дипломной работы Екатерины Малаховой и ему нередко приходилось оставаться с ней наедине, он почти ни о чем, кроме выбранной ею темы, не заговаривал. Даже узнав о том, что она замужняя, Анатолий не удивился, принял эту новость как само собой разумеющуюся вещь. Его больше волновали ее очень средние познания, не очень оригинальные черновики дипломной работы. И только однажды в нем вызвал недоумение ее подозрительно блеснувший взгляд в ответ на приглашение прийти к нему домой за консультацией. Это его несколько смутило, но он все же выдержал ее взгляд и сам укоризненно посмотрел на нее. Она извинилась и тут же заговорила о дне и часе встречи.
— Можно и сегодня. Вы ведь давненько не обращались ко мне. — Анатолий устало и скучающе покосился на дверь.
— Хорошо, Анатолий Святославович, я приду к вам через два часа. Вы уже будете дома?
— Я сейчас еду прямо домой…
После, когда она все больше увлекалась своей темой, ей все чаще приходилось обращаться за советами, звонить к нему и ездить на Стромынку. Анатолий никогда и ни в чем не отказывал ей, приглашал, при встрече был обходительным, терпеливо и внимательно выслушивал, объяснял все подробности. Постепенно оба начали привыкать друг к другу. Часто случалось так, что после консультации он угощал ее чаем. Поначалу приходилось уговаривать, но вскоре она сама стала помогать ему на кухне, отсылая его при этом в кабинет. Задерживаясь, она расспрашивала о загранице. Он рассказывал неохотно, но подробно, боясь, как бы она не заподозрила его в том, что он что-то скрывает. Иногда в такие минуты она неожиданно поспешно вставала из-за стола, извинялась и уходила домой. И каждый раз повторяла приблизительно одно и то же: «Мне пора, Анатолий Святославович, а то еще, чего доброго, мой Юра начнет меня ревновать. Он знает, что я у вас». Анатолий не обижался, не задерживал, выходил провожать ее до трамвайной остановки. А возвращаясь, садился за свои рукописи и сразу же забывал о ней.
Так все, наверно, и продолжалось бы до самого окончания Малаховой университета, если бы ему не пришлось однажды простудиться и слечь почти на целый месяц в больницу.
XI
Прошло уже восемь дней, как Анатолий очутился на больничной койке. То ли из боязни показаться навязчивой («Мало ли что человек может подумать»), то ли из-за появившейся в последнее время холодной подозрительности мужа Катя все эти дни не звонила в больницу, не справлялась о здоровье своего дипломного руководителя. Она пришла туда только тогда, когда вдруг вспомнила с совестливым страхом, что к нему, наверно, вообще никто не ходит. Вспомнила, что у него даже нет знакомой девушки, которая смогла бы принести ему передачу, литературу или еще что-нибудь: она, Катя, бывала ведь у него дома очень часто, с предупреждениями и без предупреждений, и каждый раз он был совершенно один.