— Проходите. Зовут.
«Не вовремя вы приехали, молодой человек. Ничего, наверно, не получите здесь», — прочитал Сергей в ее взгляде и направился в кабинет, сдерживая нарастающий в душе гнев на негостеприимного Стародубцева.
В просторном кабинете за большим ореховым столом у самого распахнутого окна сидел еще совсем молодой мужчина. Даже густеющая проседь в его взвихренных курчавых волосах, даже усталый, тлеющий блеск его карих глаз и две глубокие складки, поднимающиеся от углов румяных губ к нервно вздутым ноздрям, казалось, не только не старили директора, но и еще больше подчеркивали его моложавость. Он указал Сергею взглядом на кресло возле маленького полированного столика, прилепившегося к большому, за которым сидел сам, и вдруг умоляюще тихо обратился к Сергею:
— Знал бы ты, товарищ корреспондент, как мне не хочется с тобой сейчас беседовать. Ты уж извини меня, но я не хочу кривить душой. Мы сейчас серьезно отстаем, и я тебе очень бы советовал, тебе же на пользу: поезжай куда-нибудь в другое место.
Для Сергея это признание было так неожиданно, что он на какое-то мгновение потерял дар речи и смущенно покраснел. Он вспомнил свою беседу с Ревой, и ему стало бесконечно стыдно за сидящего сейчас перед ним Стародубцева.
Стародубцев, видимо догадываясь, что в голове парня, сидящего перед ним, мысли сейчас самые мрачные, снисходительно улыбнулся. Но Сергей не заметил этой улыбки и, рассеянно поводив глазами по кабинету, отодвинул назад кресло, поднялся. Стародубцев вначале было заколебался в своем желании избавиться от него, однако тут же взял себя в руки и снова повторил:
— Да, очень советовал бы. — И тоже встал из-за стола, готовясь проводить Сергея до выхода. — Я, конечно, понимаю: командировка, задание. Надо выполнять… И все же попытайся. Понимаешь, много уже у меня побывало вашего брата за время отставания завода. Я на них злился, и они не оставались в долгу, шумели и устно и печатно. Но к тебе у меня — не знаю по какой причине — почему-то нет абсолютно никакой злости или недоброжелательности. Так оно, наверно, и останется у меня, даже если ты и разругаешь заводские дела наши.
«Молодой, молодой, а поди ты в какую лису уже обратился, — размышлял Сергей, не слушая Стародубцева. — Тоже мне, уставший деятель с подагрой. Ладно, обойдусь как-нибудь и без твоей помощи. Меня не поймаешь на такой гуманной перестраховке».
Спокойно притворив за собой дверь приемной, Сергей пошел разыскивать Реву. Тот был у себя, но на этот раз оказался удивительно неразговорчивым. Он все порывался куда-то идти, жаловался на занятость. Не трудно было догадаться, что ему просто хотелось отделаться от Сергея, который, однако, ничего не замечал, не понимая одного: здесь, в заводоуправлении, Рева нисколько не собирался привлечь внимание сослуживцев своей хотя бы мало-мальски продолжительной беседой с корреспондентом. Он, конечно же, посочувствовал неудаче Сергея, не забыл напомнить и о своих вчерашних недвусмысленных намеках. Но дальше заходить в своих суждениях о людях и делах завода не осмелился, отделавшись советом ознакомиться с поквартальными сводками выполнения графиков…
Лишь гораздо позже, когда ему не раз пришлось побывать на самых разнообразных по профилю, и по величине, и по производственному полету предприятиях, а также из рассказов стреляных журналистов, Сергей понял, казалось бы очень нехитрую, истину: первые впечатления — это материал только для плохого газетчика. Настоящий же корреспондент, как правило, не только не хватается за них, но небезосновательно побаивается попасть под их заманчивое влияние. Дело в том, что куда бы ни приехал человек с редакционным удостоверением — пусть даже на самый передовой завод или шахту, фабрику или стройку, — ему по каким-то странным, необъяснимым причинам встречаются прежде всего ругатели: они поносят кого-нибудь из начальства — порой и в самом деле плохого человека, жалуются на столовую, тоже, возможно, плохую, просят помочь им поправить их дела, защитить их доброе имя. Бывают среди них и хорошие люди и дурные, но, независимо от своих личных качеств, именно они всегда и в первую очередь попадаются на глаза журналисту. Иногда — очень редко — встречаются в такие минуты и совсем противоположные этим люди — все похваливающие. Это, как правило, подхалимы.
Так произошло и с Сергеем. По возвращении в редакцию он написал страстную критическую статью о заводе сельскохозяйственного машиностроения. На ее остроту, конечно, повлияла в какой-то мере негостеприимность Стародубцева. Но главную роль в этом все же сыграл заведующий кабинетом рационализации Александр Яковлевич Рева и сухие низкие цифры сводок, с которыми Сергей по совету Александра Яковлевича тщательно ознакомился. Хороший слог, интересные факты, авторская страсть и беспокойство — все это понравилось редактору, и статья сразу же была заслана в типографию. Сергей чувствовал себя на седьмом небе, с нетерпением ожидал гранки, нисколько не подозревая, что он ждет обнародования своей первой крупной ошибки в газетной работе.