– Рано или поздно я сорву банк. Я чувствую это плотью и кровью, а пока что мне хватает на еду и жилье.
– Нет нужды так яростно защищаться. Я ведь ничего не сказала. – Но хотела сказать, потому что испытывала желание уязвить его. Как бы глупо это ни было по истечении всех этих лет. Она глубоко вздохнула. – В таком случае когда ты смог бы оплатить процесс?
– Не знаю. Даже если мне повезет завтра, у меня есть другие, более важные, обязательства. Получить развод – для меня не дело первостепенной важности. По правде говоря, в списке моих неотложных дел это стоит на последнем месте. На мне лежит ответственность более серьезная, Энджи. Мне жаль, но дела обстоят именно так.
После каждой его фразы следовала долгая пауза. Все эти годы Энджи ждала начала новой жизни. Она надеялась, что ожидание закончится, как только она увидит его снова. Она ошиблась. Прикрыв глаза, чтобы он не заметил слез бессилия и разочарования, она спросила:
– И что мне делать, пока я буду ждать, когда ты найдешь золото? Где я буду жить? Куда пойду?
Помолчав немного, он тихонько выбранился. Сэм не мог ответить на ее вопросы и только сказал:
– Я не могу поселить тебя отдельно. – Прежде чем она успела выразить протест, он поднял руку: – Поверь мне! Я хотел бы помочь тебе, но я откладываю каждый цент. Поэтому – а мне это претит так же, как и тебе, – тебе придется пожить у меня, пока нам не удастся исправить нашу ошибку.
– Это ужасно, совершенно неприемлемо!
– Если ты знаешь лучшее решение, расскажи мне о нем. – Она не знала такого решения. Ни у одного из них не было денег, и оба в них нуждались. Поэтому ей придется повременить с началом новой жизни. Поборов желание заплакать, Энджи ударила кулаком по столу, сбив шарики из круассана с края тарелки. Они упали ей на колени, и она в сердцах смахнула их.
– Ты понимаешь, что это такое – быть замужем, но не быть женой? Сидеть и наблюдать, как твои подруги выходят замуж, заводят детей и живут счастливо? – В глазах ее сверкал гнев, а голос дрожал. – Другие женщины занимались хозяйством и растили детей, пока я сидела в гостиной и вышивала бесчисленные наволочки и салфетки. В конце дня я садилась у окна и смотрела на проезжающие экипажи, уносящие дам домой к их семьям и мужьям, ждущим их к ужину. Я до боли им завидовала. Горько было наблюдать вечером, как мужья и жены вместе возвращаются домой. А я сидела со своими родителями. Я так долго ждала, Сэм. Сколько еще мне ожидать достойной жизни?
– На этот вопрос у меня нет ответа, – сказал он, закрывая глаза и потирая лоб. – Мне жаль, что все обернулось так. Если бы я мог что-нибудь изменить, я бы это сделал.
Не впервые Энджи захотелось сорвать с пальца золотое кольцо и зашвырнуть его как можно дальше. Ее обручальное кольцо принесло ей час счастья и десять лет горестного одиночества.
– Нет другого решения? Совсем никакого? – Голос ее дрожал от отчаяния. – Мы должны прожить вместе неизвестно сколько, и нет другого выхода?
Рывком поднявшись с места, он бросил на стол горсть монет.
– Насколько это возможно, я не буду путаться у тебя под ногами. И не беспокойся. Я не посягну на твою честь.
Это соображение не приходило ей в голову. А теперь, когда он сам об этом заговорил, кровь бросилась ей в лицо и щеки ее порозовели. Она не знала, благодарить его за такие уверения или принять их как оскорбление, раз он счел необходимым заявить о том, что она считала само собой разумеющимся.
Надевая шляпу, он смотрел на нее.
– Я чувствую себя так же паршиво, как и ты. Я надеялся, что ты приедешь и сообщишь, что собираешься разводиться, и никто в городе не узнает, кто ты. Вместо этого у меня на иждивении появился еще один рот. Знаю, что это звучит не по-джентльменски. Ты считаешь, что я тебе обязан, и, возможно, ты права. Но ты опоздала на несколько лет, и я не могу не злиться на это. Как и на то, что я не был хорош для тебя десять лет назад, но когда тебе понадобился кто-то, кто мог бы тебя содержать, ты появляешься и ждешь, что я возьму на себя заботу о тебе. Теперь я стал вполне пригоден для этого.
– Я никогда не говорила, что ты недостаточно хорош. Это все мой отец.
– Но ты ему поверила, а иначе уехала бы со мной на Запад.
На его обвинения ответить было нелегко. Она и не пыталась. Ей было вполне достаточно тех сложностей, которые свалились на нее сегодня и с которыми ей надо было справиться. Вчерашние вопросы без ответов могли подождать. Она подозревала, что вопросы эти будут возникать снова и снова.
Не дав ему возможности отодвинуть ее стул, она стремительно поднялась и направилась к двери. Он последовал за ней.
Миссис Финн с любопытством смотрела на них, пока они проходили мимо прилавка с пирожными. Миссис Финн не сумела подслушать ни единого слова из их разговора, но из окна видела, как они обменивались гневными жестами.
– Куда идти? – спросила Энджи, очутившись на улице.
– Вниз по склону холма.
От вокзала все улицы шли вниз по склону. Она уже обратила на это внимание. Она заметила также, что главной магистралью была Карр-стрит, располагавшаяся в одном квартале от Беннет-стрит. Ни одна улица не была вымощена. На углах поперечных улиц фонарей не было. Если в городишке Уиллоу-Крик кто-то и присматривал за состоянием улиц, то без особого усердия. Рои мух гудели над кучами лошадиного навоза, которые, похоже, накопились здесь за долгое время. Кто-то поблизости жег мусор, и от острого, едкого запаха горелого у Энджи защекотало в носу.
Внезапно она испытала мучительный приступ тоски по Чикаго. Маленькие деревянные домики по обе стороны Карр-стрит казались лачугами по сравнению с опрятными кирпичными домами на улице, где она выросла. Во дворах в отличие от тех, к которым она привыкла и где видела аккуратные газоны с хорошо подстриженной травой и клумбы с ухоженными цветами, росли сорняки и цепкие дикие растения. В Чикаго мужчины не носили длинных волос, придававших им сходство с пиратами давно минувших времен. В булочных был большой выбор хлеба по сравнению со здешними круассанами и булочками, покрытыми глазурью. Чикаго был цивилизованным городом и ее домом. В глазах Энджи заблестели слезы тоски. Она уже ненавидела это место.
– Это здесь, – сказал Сэм невыразительно.
Они остановились перед одноэтажным строением меньше каретного сарая, помещавшегося в Чикаго позади ее дома. Правда, он был крепким и не казался слепленным кое-как в отличие от других домов на этой улице. Но его размер ужаснул ее. Его жильцы должны были то и дело сталкиваться друг с другом на каждом шагу.
Она медленно обогнула гору багажа. Алби Моррис свалил его в грязном дворе. Энджи молча стояла над ним, пока Сэм открывал дверь.
Снаружи доски шли вертикально от самого низа до кровли. Внутри они были набиты горизонтально. Островерхий потолок заканчивался брезентовым пологом для лучшей защиты от не погоды.
В доме, слава Богу, оказались две спальни с дверьми, выходившими в большую комнату, служившую кухней, столовой и гостиной. Предоставив Сэму вносить вещи, Энджи осталась стоять посреди комнаты и огляделась.
Ее удивило, что окно над мойкой украшали цветастые занавески. Стол был застлан скатертью, и на нем стояла ваза с одуванчиками. На полу был плетеный коврик. Эти потуги смягчить впечатление от убожества и нищеты показались ей неожиданными, учитывая, что жилище принадлежало такому грубому мужлану, как Сэм, к тому же холостяку. Она ожидала увидеть запустение и пыль и никак не рассчитывала, что здесь будет так опрятно.
Внеся последний из ее чемоданов, Сэм направился к раковине.
– Этот дом, пожалуй, вдесятеро меньше твоего прежнего. Зато в него проведена вода. – Он указал на ручку насоса над раковиной. – И, стены крепкие. В нем не найдешь и квадратного фута, который не был бы проконопачен газетами вот на такую толщину. – Он показал пальцами расстояние в полдюйма. – Печка работает хорошо. Есть погреб для овощей – вон там, за домом.
На его лице было написано ожидание. Но что она могла сказать о домишке из трех комнат, всего лишь способном защитить ее от стихий? Где здесь можно было мыться? Где сидеть по вечерам? Как его обитатели могли избавиться от общества друг друга, чтобы побыть немного в одиночестве? Она рехнется, если ей придется прожить в этом доме долго.