И Эди, все еще находящийся в некоторой степени под впечатлением короткой схватки с Андреем, выполнил все двадцать одно действие этого повышенной сложности ката, как будто сражался с реальными противниками.
— Как жалко, что вы уезжаете, — неожиданно промолвила Оксана. Затем, сделав небольшую паузу, спросила: — А можно до вашего отъезда провести еще одно занятие?
— Оксана, мы это еще не завершили, а вы о следующем, — пошутил Эди. — Будет завтра, тогда и посмотрим, но сейчас внимательно смотрите и повторяйте мои движения, будем выполнять действия начального ката.
Через час Эди, попрощавшись с Оксаной, вернулся в номер, искупался и лег спать в ожидании завтрашнего утра, предварительно слизнув с тарелки остатки угощения дежурной.
Как только лучи нарождающегося солнца заглянули в окно, он встал и пошел на пляж, чтобы перед отъездом побыть у моря, а если позволит вода и поплавать, а то неизвестно, когда еще представится такая возможность. К его приходу охотников, пожелавших поглядеть на солнце, поднимающееся из глубин величавого утреннего моря, здесь скопилось уже немало, в числе которых были и его соседи по столу. Кутаясь в махровые полотенца и натягивая на головы пляжные шапчонки с цветными козырьками, они восхищенно смотрели на то, как огромный красно-оранжевый диск борется с темно-зеленой стихией, не желающей выпускать его из своих объятий.
Люди, изначально знавшие, чем закончится эта борьба, облегченно вздохнули, когда секунды спустя лучи уже отделившегося от водной глади солнца брызнули на пляж, возвещая о наступлении нового дня. Они яркими копьями ударили в глаза зачарованных наблюдателей, заставив их опустить взгляды от божественного действа на перекрасившееся в сине-голубой цвет море, на плещущие о песчаный берег игривые волны.
«Удивительно, каждый раз как будто впервые видишь это, оторваться невозможно, пока солнце само не скажет — хватит, а то ослеплю.
Не потому ли древний человек поклонялся ему как божеству», — подумал Эди, подставив ногу в набежавшую волну. Вода была прохладной, но желание попрощаться с морем, предварительно искупавшись в нем, толкнуло его вперед, и он с разбегу бросился в волны.
Спустя некоторое время Эди вернулся в гостиницу и, быстро переодевшись, пошел на завтрак. После этого забежал в продуктовый магазин и купил шоколадку для дежурной. К его удовольствию, она еще не успела смениться, и он смог вручить ей свой подарок, не забыв при этом поделиться впечатлениями о ее абрикосах.
— Ах, они вам понравились, как я рада. В них много моего отношения к земле. Понимаете, землю нужно любить, а многие этого не знают. Обидно все-таки. Спасибо, что оценили, спасибо. Жалко, что вы уезжаете, а то бы я еще чего-нибудь вкусного вам принесла. Ой! Чуть не забыла, к вам же приходила наша Оксана, хотела попрощаться. Оказывается, вы ей уроки даете по этому, ну как его.
— Каратэ, — успел вставить Эди.
— Да, да, именно, каратэ. Она очень умная девочка. Ее родители работают в санатории, они из Белоруссии. Отец служил там, почетный чекист, а вот будущий зять, он тоже из тех краев, сейчас гостит здесь. Видела его, он какой-то не такой. Откровенно говоря, не пара Оксане, но это их дела. Хочет забрать ее к себе, а зачем это надо, здесь хорошо… О, за шоколадку, конечно, спасибо, право, не стоило этого делать. Какая же я недотепа, это при моем послужном списке, чуть не обидела такого чуткого молодого человека.
Неожиданно она прервала свой монолог, то ли уловив во взгляде Эди нетерпение, которое он пытался скрыть, то ли поняв, что задерживает его, но по-прежнему доброжелательно промолвила:
— Желаю вам удачи, молодой человек, видно, она понадобится, иначе не стали бы так спешно вызывать.
— А вам мира и благополучия, — ответил Эди и направился в номер.
— И тебе тоже, сынок, — долетели до него ее слова.
Придя в номер, Эди присел за стол, чтобы сделать очередную дневниковую запись. В голову лезли мысли, связанные с тем, как были прожиты ушедшие сутки: вспомнил об инциденте на спортплощадке, о реакции на это со стороны Оксаны, проявлениях характера дежурной по этажу, разговоре с Водопьяновым, встрече утренней зари. Несомненно, все они заслуживали внимания и отражения в дневнике. Но он решил с этим подождать до следующего раза. Его внутреннее «я» требовало медитации, чтобы потревоженная этими событиями душа вновь обрела спокойствие, а ум — ясность. И потому он, предварительно закрыв дверь, чтобы никто не потревожил его уход в себя, сел в позу лотоса.