– Дурна баба! От дурёпа!! – Лев Робертович схватился за голову и заскулил. Затем вскочил как полоумный и бросился наутёк. Сзади громыхали проклятия – голос Доменико захлёбывался и дрожал от безудержной ярости. В выражениях он переходил то на хорватский, то на итальянский. Бледный, со вздрагивающей верхней губой, Лев взлетел вверх по ступенькам, сбил с ног швейцара и, тяжело дыша, понёсся к станции метро.
«Нелепица! Конфуз!! – стучали в голове мысли. – Но лишь бы успеть. Лишь бы успеть, а там всё образуется, всё разъяснится, всё станет на свои места». Отчего не догадался он проверить свёрток? Лев ругал себя за скудость внимания и Валентину, наоборот, за её излишнюю внимательность. «Вот удумала, баба, удружить-то. И ведь когда? Именно сегодня. Взять из кухонного шкафа контейнер, эту чёртову бутербродницу из набора, который он самолично покупал в хозяйственном. Семь предметов, семь, мать их, предметов – одинаковых. Только цвета разного крышки! Ох, зачем он купил эту матрёшку! Зачем?»
Впереди показалась знакомая станция. Но мусорные баки находились с другой стороны метрополитена, и отсюда было не видать, на месте сумка или нет. «Вот же ирония, – исходился желчью Лев Робертович, – положить в сумку треклятые бутерброды и завернуть в газету. Словно, старая ведьма, подсмотрела за ним. И как ловко! Ведь свертки-то один в один». Лев скривился, не то от саднящей покалывающей боли в боку, не то от осенившей его мысли. «Знала! – злобно и раздражительно прохрипел Лев, расталкивая руками недоумённых прохожих. – Виходить, знала і підстроїла, щоб посміятися. Ось, відьма!»
В этот самый момент, скандируя лозунги, по Крещатику неровным строем зашагала группа разношёрстных людей. Впереди идущий высокорослый мужчина средних лет, в кожаной коричневой куртке и очках-велосипедах, держал над головой плакат, набитый на листе фанеры и изображавший шарж на глав России и Украины. Российскому лидеру художник вложил в уста фразу «всё путём». Путин дёргал многочисленные ниточки, ведущие к марионетке, сильно смахивающую на Януковича. Скандировавшие – было их всего человек около тридцати-сорока – держали в руках отпечатанные на принтере белоснежные листки с текстом и громогласно читали написанное: «Хочеш бути справжнiм європейцем? Почни зi своєї культури! Говори "дякую", "будь ласка" та "пробач". Не осуджуй iнших за мову спiлкування чи зовнiшнiй вигляд. Стань частиною терезої нації. Європа починається з тебе! Yes, ЄС!»
Речитатив выходил из ряда вон как плохо, хотя, очевидно, что протестующие честно старались. Революционный настрой постоянно портили разные бытовые мелочи: то шнурок у кого-то развяжется и хор тут же спотыкался из-за одного, а то и целые группки по несколько человек откалывались от строя в желании перекурить. Ко всему прочему накрапывающий дождь разбавлял шествие пустыми прорехами в строю и до места массовых митингов рисковали дойти не все.
Лев врезался в толпу, подминая левый фланг, и со всего размаху полетел на землю, увлекая за собой сразу пятерых. Пальто напитало влагу с лужи и в боку неприятно захолодило.
– Чорт! – выругался Лев и в ту же секунду получил смачный удар кулаком по скуле. – Що ж ти, паскудо, витворяєш? – рассвирепел он, схватившись рукой за лицо.
– Це, що ти ти, гнида, витворяєш? – Ударивший вскочил на ноги и больно пнул в бок Льва Робертовича.
– От мерзота! – поддержал другой. – Хлопці, це провокація!
Толпа взревела и сразу несколько человек принялись наотмашь бить лежащего на земле и корчащегося от боли Льва. Инстинктивно закрыв лицо руками, Лев Робертович думал о сумке. Он не мог видеть её и не знал, на месте ли она ещё. Но встать и дойти до неё уже решительно не было никакой возможности – озверевшая толпа, разглядев в спившемся букинисте провокатора, с оглушающей жестокостью добивала противника. Во рту стоял отвратительный металлический привкус крови, а голова сотрясалась от мощных ударов. Последнее, что запомнил Лев Робертович, это испачканные кровью и грязью отпечатанные на принтере листки, в беспорядке лежащие на асфальте перед ним. И строчки, отзывающиеся эхом в унисон ударам: "дякую", "будь ласка", "пробач".
Глава 3
– Чаю? – предложила Соня, ювелирных размеров брюнетка, с очаровательно-неряшливыми локонами, подстриженными под каре. В руках, облачённых в казинетовые митенки, она зажимала крошечную фарфоровую гайвань, из-под крышечки которой вырывались облачка пара.