– Пошли вон, – с той же тональностью, что и раньше, повторила девушка.
– Э-э, ты давай не бузи…
Дзи-и-и-инь!
Размахнувшись, девушка со всей дури врезала бутылкой по стене. Брызнули осколки. Темная жидкость хлестнула по выступающим кирпичам, густые капли окропили асфальт.
– Твою ж… – ошарашено пробормотал Белобрысый. Глухой звук удара и смачный влажный отзвук расплескивающейся жидкости заставил его подскочить. Впрочем, как и Конопатого. – Ты чё… мать…
Девушка все еще прижимала бутылку, а точнее то, что от нее осталось, к стене. Бросив на парней взгляд исподлобья, девушка взмахнула горлышком, оканчивающимся сбитыми краями, словно мечом – наискосок сверху вниз. Вино, оставшееся в горлышке, разлетелось во все стороны, в том числе на брюки, рукава плаща и белоснежную сумку девушки. Терпкий аромат перебил вечернюю свежесть и миазмы, шедшие от мусорного контейнера. Перед девушкой образовался багровый полукруг из растекшихся кривых линий и клякс.
Яков вжался в стену, сердце гулко забилось. Тревожные удары в груди успокаивали. Поначалу ему показалось, что в тот момент, когда бутылка врезалась в стену, на тысячу кусочков разлетелось и его сердце.
Острые края горлышка нацелились на парней. Очкастая выставила его перед собой. С разбитых краев по-прежнему срывались багровые капли. Как будто кого-то уже успели… покромсать.
– Вон. – Никаких изменений в интонациях. Девушка была до жути спокойна и не обращала ни малейшего внимания на то, что багровая жидкость капает и с ее пальцев, и с краев рукава, а с брюк от колен до лодыжек медленно скатываются темные капли. – Пошли вон.
Нервы Белобрысого сдали. Крепко ругнувшись, он ринулся прочь из переулка. Конопатый, чуть промедлив, бесшумно икнул, отступил и запнулся о ноги все еще сидящего на асфальте Косухи. Ухватив раненого за шкирку, Конопатый торопливо потащил его в сторону главной улицы.
Яков проводил их взглядом до того момент, как они скрылись за углом. Потом повернулся к девушке. Та продолжала держать перед собой горлышко.
Секунд через пять она расслабилась, рука, сжимающая «оружие», опустилась. Шмыгнув, девушка утерла нос чистой частью рукава и закинула разбитое горлышко в мусорный контейнер. Присев на корточки, она стряхнула с сумочки капли, оставив на поверхности кривые багровые линии. Порывшись в содержимом, она вытащила упаковку влажных салфеток и принялась неторопливо протирать ладони. Потом обвязала салфетками пальцы, поднялась и стала бродить вокруг, подбирая осколки бутылки. Подняв все осколки, которые сумела подцепить, девушка скинула их в контейнер. Туда же полетела испорченная коробка. Подняв с асфальта праздничный пакет, она задумчиво осмотрела его, а потом принюхалась к собственным пальцам. И поморщилась.
Все это время Яков не шевелился. Если бы стена не служила ему опорой, то он, наверное, повалился бы на спину.
– У тебя штаны спущены.
Очкастая посмотрела прямо на него. Яков натужно сглотнул.
Не дождавшись никакой реакции, девушка поместила пакет рядом с испачканной сумкой и приблизилась к мальчишке. Дыхание Якова участилось. От запаха вина щекотало в носу. Ему не нравился этот запах. Но впервые он готов был потерпеть. Потому что запах исходил от нее.
– Я воняю, – будто прочитав его мысли, хмыкнула девушка. – Облилась случайно. Ты уж прости. Сама терпеть не могу эту вонь.
– Да… – несмело отозвался Яков, пряча глаза. – Ничего…
– Надо бы натянуть брючки. – Девушка кивнула куда-то пониже пояса Якова. Только сейчас тот начал ощущать, что внизу значительно так поддувает. А еще он был чрезвычайно рад, что края свитера достают чуть ли не до колен. Очкастая могла видеть разве что его тощие ноги.
– Надо, – согласился Яков, с ужасом осознавая, что от потрясения не может даже пальцем шевельнуть. Тело превратилось в неподвижный камень.
Так они простояли еще пару секунд, в полном молчании глядя друг на друга. Яков жадно всматривался в лицо девушки. Очки мешали, но при такой близости кое-что разглядеть все же удалось. У нее были красивые губы. И очень нежная линия подбородка. А выбившиеся из прически волосы – возможно, каштановые, – пушились и цеплялись за все, что можно и нельзя. За оправу очков, за нос, провисали тонкими бубликами с ушей, прилипали к длинным ресницам.
Может, она все же… симпатичная. Эта Очкастая.