Вот такая сложилась у нас жизнь с Чарлзом, о лучшей я и не мечтала, в большом доме, где зимой было тепло, я имела комнату, а дочь все время, без передышки, училась лучше выглядеть. Большего мне и не хотелось, как только быть рядом с ней. Потом я, правда, встретила Кэдогана, и мое сердце прикипело к нему. Он был чертовски хорош, и спустя неделю я сказала Чарлзу, что меня позвали приехать в деревню проститься с сестрой, которая якобы умирала от золотухи, оставляя сиротами девять малых детей. Ну а если говорить по правде, то отправлялась я туда с моим Кэдоганом, и моя ненаглядная дочка знала об этом, так как от нее я секретов никогда не держала. И вот мы поехали в фургоне в Суонси, где у его брата был трактир, и я вкалывала там целых семь месяцев, ночуя на чердаке, а потом он умотал с какой-то вертлявой говнюшкой, которую подцепил тут же, в трактире, а его братец выкинул меня на улицу. Я поплелась назад в Лондон пешкодралом, а по пути натерпелась всяких пакостей от сельских мужиков, ну да Бог с ними, и все же добралась в целости и сохранности, а моя драгоценная доченька разозлилась на меня, но потом все же быстро простила.
Она так радовалась, снова увидев родную мать. Мы наврали Чарлзу, что в деревне я вышла замуж за одного местного лопуха, думая, что мне придется жить там, а вот моя сестра вовсе не умерла, а поправилась, и я вернулась в Лондон, потому как сильно скучала по своей дочери. В общем-то, так оно и было.
Не знаю, почему я выбрала для своей новой роли замужней женщины имя Кэдоган, о чем должна была сказать Чарлзу. Наверное, потому, что так звали того валлийца, который разбил мое сердце. С таким же успехом я могла сказать ему, что вышла замуж за мужика по имени Купер или еще с каким-нибудь другим именем. Но я особо не разбиралась и по простоте душевной решила назваться миссис Кэдоган и стала ею. У нас, женщин, завсегда несколько имен. Ежели мужчина сменит свое имя четыре раза за всю жизнь, то все подумают, что ему есть что скрывать. Но про женщину, менявшую свои имена, так не подумают. Вот только представьте себе мужика, который меняет свое имя каждый раз, когда женится (или же говорит, что сменил). У меня такое вызывает только смех. Да тогда все в мире пойдет шиворот-навыворот.
Ну как бы там ни было, эта фамилия стала моей, а Кэдоган — последний мужчина в моей жизни, и я была так рада, что вернулась назад. И с тех пор на этой миленькой старинной ферме я, хоть была еще совсем не старухой, перестала вообще обращать внимание на свою внешность. Это ведь мужчины заставляют женщин быть молодками, а я с мужиками завязала и думала только о своей ненаглядной и помогала ей. И никогда прежде не была я так счастлива, потому что это и есть самое великое счастье. Мужики, они все поганцы, я уже говорила об этом. Они только и думают о своем удовольствии и могут ни за что обидеть женщину, особливо когда напиваются. Я же ни в жисть никого не обижала, когда выпивала, а выпить я люблю не хуже любого мужика, готова поспорить на что угодно. Но женщины вообще-то — они ведь разные. Мужики, те все сволочи, скажу вам еще разок и успокоюсь, но без них и нам труба, и я так рада, что без них ничем не занималась, как те ирландские девушки, которые сидят в своих монастырях и оттуда носа не кажут по гроб жизни. Католическая церковь такая жестокая, я никак не могла взять в толк, зачем моя драгоценная в конце своей жизни, ну да ладно, это уж совсем про другое, а я сейчас говорю про мужчин. И все же нам, женщинам-бедолагам, они нужны, и мы бегаем к ним, летим, как все равно мотыльки на огонь, и ничего с собой поделать не можем, но лучше всего — родить ребенка. Вот где возникает настоящая любовь, любовь матери к дитяти.