Новакович. Судебные власти?
Спасое. Нет, в том-то и дело, чтобы до судебных инстанций это не дошло. На Марича донесено в полицию, что он опасный элемент, представитель подрывных организаций иностранного государства, о чем и дадим показания мы: я, вы, господин Новакович, госпожа Рина, мой зять и Анта. Вы должны быть готовы к этим свидетельским показаниям, если, конечно, до них дойдет.
Новакович. И что мы должны показать?
Спасое. Всё, всё, что может его очернить; всё, всё, что может представить его как опасный элемент, как иностранного агента, как анархиста-коммуниста; всё, всё, что может его уничтожить, понимаете?
Анта. И то, чего мы не видели и не слышали?
Спасое. Не «и то, чего мы не видели и не слышали», а именно то, чего вы не видели и не слышали, вот это вы и должны показать.
Новакович (колеблясь). Это будет все же, как бы сказать…
Спасое. Назовите!
Рина. Это, может, будет подлостью.
Спасое. Да, подлость, конечно, подлость! А как вы думаете? Думаете, порядочность вам поможет! Учился и я по закону божьему порядочности, но одно дело – закон божий, а другое – жизнь. Ну вот, скажем, ответьте вы, госпожа Рина, что вам милее: порядочность или самоубийство господина Милана? Или ответьте вы, господин Новакович, что для вас лучше: порядочность или свои пятьсот тысяч? Или, скажем, тебе, зять, что – порядочность или… (Воздержавшись.) Или ты скажи, Анта, что тебе милее: порядочность или год каторги? Ну, ответь!
Любомир. Действительно, положение тяжелое, очень тяжелое!
Спасое. Конечно, тяжелое. Подлость – сила, сила! Причем, сударь, сила, которая старше и сильнее самого закона. Весь свет сегодня кланяется подлости, только Анта как будто…
Анта (защищаясь). Что я?
Спасое. Ну, ты что-то хмуришься, может быть, ты собираешься представлять в нашей компании добродетель?
XVIСофья, те же.
Софья (приносит визитную карточку). Вас спрашивает какой-то господин.
Спасое (читает карточку). Господин Марич. Пусть войдет!
Софья уходит.
Господа, я вас предупреждаю, будьте готовы на все!
Входит Марич.
XVIIМарич, те же.
Марич (кланяется, никто ему не отвечает. Обращается к Спасое). Я пришел по вашему особому приглашению.
Спасое. Да, я просил вас прийти.
Марич. Вы передали, что это будет наш окончательный разговор.
Спасое. Да, окончательный.
Марич. Так как я в отношении всего этого дела уже принял окончательное решение, я не чувствую надобности еще в каком-то окончательном разговоре, но все же я пришел вас выслушать.
Спасое. И хорошо сделали, это в ваших интересах.
Марич. Вы думаете?
Спасое. Не только думаю, но и знаю. Ввиду того, что у нас нет времени для долгих разговоров, перейдемте прямо к делу.
Марич. И мы будем говорить так, при всех?
Спасое. Да, при всех присутствующих. Я их нарочно позвал, так как хочу вам сказать это все и от своего и от их имени.
Марич. Пожалуйста!
Спасое. Вы знаете, что за каждым вашим шагом следит полиция?
Марич (удивленно). Полиция?
Спасое. Да, и меня нисколько не удивило бы, если бы ее агенты в данный момент оказались перед моим домом, во дворе или, может быть, даже здесь, за дверями.
Марич. Я так опасен?
Спасое. Опаснее, чем вы думаете, так как все ваши дела, все ваши действия, все ваши махинации открыты.
Марич. О, это очень интересно.
Спасое. Это очень интересно и для полиции.
Марич. Вы не можете рассказать мне что-нибудь более конкретное о моих действиях и махинациях?
Спасое. Я познакомлю вас со всем материалом, собранным против вас, чтобы вы сами могли судить об опасности, вам угрожающей.
Марич. Буду благодарен.
Спасое. Вы, сударь, агент и представитель одной анархистской организации, цель которой – подрыв государства, подрыв устоев общества и уничтожение общественного порядка.
Марич (смеется). Это все?
Спасое. Нет, не все, да вы и сами убедитесь, что это не все, когда я изложу вам весь материал. Следствие начинается с какой-то кражи писем в вашем доме…
Марич. Писем любовных?
Спасое. Так говорите вы, но следствие говорит иначе… Это была кража писем, которые вас сильно компрометировали и раскрывали всю вашу подрывную деятельность. Как только эти письма были перехвачены, ваш ближайший сотрудник в этом деле, какой-то русский эмигрант Алеша, покончил жизнь самоубийством, а вы удрали за границу и тайно жили там в эмиграции три года.
Марич. Впервые слышу. Значит, это были политические письма?
Спасое. Не политические, а революционные, анархистские.