— Какую же цену вы ныне определили? — спросила Екатерина.
— Оставить прежние уступки, но Бендеры променять на Очаков или Кинбурн в цену нашего по татарскому делу снисхождения в обоих его пунктах: вольность нации и поручение нам в стражу Керчи и Еникале.
Екатерина долгим, цепким взглядом просмотрела разложенные перед ней бумаги, затем сказала основательно и твёрдо:
— Сто Бендер не стоят одного Крыма! Значит, не будем торговаться... В крайнем случае пусть отдаст крепость...
Панин так и написал Обрескову:
«Соглашаемся мы на промен Бендер на Очаков или Кинбурн, а напоследок и на самую его уступку без всякой уже собственно за него замены...»
Ноябрь — декабрь 1772 г.
На очередной конференции Обресков, довольный договорённостью по крымским судьям, решил начать обсуждение вопроса о крымских крепостях. (Оставление духовных связей между Крымом и Турцией, на которые, по всей видимости, придётся в конце концов согласиться, делало татар зависимыми от султана, и Россия должна была противопоставить этому своё присутствие на полуострове).
Строго выполняя инструкцию, Алексей Михайлович потребовал от Порты не только подтвердить нахождение в российской собственности Керчи и Еникале, но и передать империи крепости Очаков и Кинбурн, а также предъявил претензии на земли, лежащие между Бугом и Днестром.
— В таком случае Порта требует возвращения ей всех турецких крепостей в Крыму и на Кубани, соглашаясь признать права России на Азов и Таганрог, — парировал Абдул-Резак. — Что же касаемо земель между упомянутыми реками, то хотя Порта от тех земель никакой выгоды не получала, Очаков всегда был ключом тех мест. А ключ от собственного дома в чужие руки не отдают!
— Зачем же вам все крепости? — спросил Обресков.
— Справедливость требует, чтобы и Порта имела равномерную от татар безопасность... Оттоманская империя не намерена атаковать татар, но крепости в Крыму и на Кубани позволят ей сохранить должное к себе почтение от этих диких народов. Иначе им вольно будет безнаказанно оскорблять Порту... России же довольно к обузданию татар одного Азова.
— В рассуждении оттоманских владений само положение татарских земель есть наилучшая для Порты защита, — возразил Обресков. — А вот России для оборонения одного Азова недостаточно! Взгляните на карту!..
Обресков взмахнул рукой — полковник Петерсон неторопливо крутнул на столе широкий плотный лист.
— Вот основной путь, коим татары всегда набегают на границы Российской империи... (Толстый палец тайного советника заскользил от Перекопа до Новороссийской губернии по водоразделу Днепра и Дона, выводя плавную дугу Муравского шляха). А вот где предлагаемый вами Азов... (Палец ткнул в чёрную точку на левом берегу устья Дона). Укажите, каким образом можно отсель противостоять татарским набегам?.. Нет, на ваши условия мы пойти не можем! Поэтому я повторяю требование о четырёх помянутых крепостях.
Абдул-Резак разглядывал развёрнутую перед ним карту.
— Порта должна уступить. На иное мы согласиться никак не можем, — сказал Обресков.
— Как Порте уступить то, от чего она всю свою безопасность теряет?! — воскликнул рейс-эфенди, продолжая разглядывать карту.
— Первоначальная государству безопасность — добрая вера в соблюдение трактатов, — ответил Обресков.
Абдул-Резак, не слыша посла, оторвал взгляд от карты, сказал озабоченно:
— Если Керчь и Еникале останутся в руках России, то через три или четыре года — в случае возникновения войны — она сможет послать триста кораблей прямо в Стамбул.
— Мы не намерены, закончив одну войну, восчинать другую! Это по-первому... А по-второму, опасения ваши безосновательны! Стамбул лежит между двумя морями, и проходы к нему надёжно защищены.
— Мирный трактат должен приносить тишину и безопасность. А ваше предложение предосудительно Порте.
— Всякая уступка имеет предосудительную сторону, — философски заметил Обресков.
— Но сии крымские крепости надобны нам в настоящее время для усмирения нашего народа.
— Они в российских руках не первый день находятся. Ваш народ, должно быть, уже привык видеть Порту, лишённую их.