Разгром, учинённый неприятелю, был ужасающий: только убитыми турки и татары потеряли до двадцати тысяч человек, был захвачен весь обоз с «несчётным багажом» и 130 пушек. Потери Румянцева оказались, в сравнении, совершенно незначительны — 353 убитых и 550 раненых.
— Русские воюют не числом, а умением! — гордо вскинул голову Пётр Александрович. — Я из русской крови рек не делал! И впредь делать не стану...
Вести о блестящих победах Первой армии облетели города и губернии России. В Петербурге, Москве, в Киеве, Харькове, Ярославле, Симбирске имя Румянцева было у всех на устах.
— Пётр Александрович-то — какой молодец!
— Истинно русский воин! Куда туркам с ним тягаться?!
— Вот увидите, господа, он ещё и Царьград возьмёт!..
Екатерина восторгалась не меньше подданных.
«Вы займёте в моём веке, несомненно, превосходное место предводителя разумного, искусного и усердного», — написала она собственноручно Румянцеву.
И наградила полководца достойно, по-царски: за Ларгу пожаловала орден Святого Георгия Победоносца I степени и много деревень «вечно и потомственно», а за Кагул произвела в генерал-фельдмаршалы.
Июль 1770 г.
Над просёлочными дорогами Молдавии серым туманом висела дорожная пыль, поднятая тысячами колёс и копыт. Разбитые в сражениях с Румянцевым остатки ногайских орд медленно тянулись к Каушанам. Все были мрачны и подавленны.
У Каушан предводители Едисанской и Буджакской орд, знатные мурзы и аги держали совет. Говорили о разорённых домах и потерянных в сражениях соплеменниках, о бездарном хане Каплан-Гирее и коварных турках, собравшихся вовсе уничтожить татарские народы, бросая их под огонь русских пушек. Говорили и о русских, призывавших татар отторгнуться от Порты и обещавших дружбу и поддержку.
— Я спрашиваю вас, знаменитейшие мурзы и аги, — проскрипел дряхлеющий Джан-Мамбет-бей. — Как спасти наши народы?
Ногайцы дружно зашумели — каждый что-то выкрикивал, но всё тонуло в общем гуле. Когда шум стал стихать, раздался голос Ислям-мурзы:
— За два года войны мы ничего не получили, кроме горя и бед!.. Смерть, разорение и голод пришли в наши дома... Если мы не бросим турок, не вернёмся в свои края — все в землю ляжем!
— Русские не пустят нас в степи, — отозвался Мамай-мурза.
— Они неприятелей не пустят, — сказал Абдул Керим-эфенди.
— А мы и есть для них неприятели.
— Значит, надо стать друзьями.
— Как?
— Отторгнуться от Порты и идти под покровительство России, — спокойно сказал эфенди.
Ногайцы опять зашумели:
— Отстанем от Порты!
— Эфенди верно говорит!
— Нельзя отставать! Русские обманут! Не верьте им!
— Они заставят нас жить по их законам!
Эфенди поднял руку, сказал уверенно:
— Нас к Порте ничто не влечёт. И терять нам теперь нечего, ибо турки бросили нас. Но взамен от погибели спасение сыщем! И к домам своим вернёмся.
— А если русские станут угнетать? — не унимался Мамай-мурза. — Если как диких калмыков воевать против Порты заставят?
Опять зашумели ногайцы...
После долгих споров орды решили обратиться с письмом к Панину. В нём говорилось, что они получили послание русского паши, обсудили его всем народом и с общего согласия решили идти в Крым, поскольку «будучи во власти Порты больше в этих местах оставаться не можем». Далее ногайцы просили разрешения на переход через Днестр. Но об отторжении от Порты и переходе под протекцию России в письме не было ни слова. Подписали письмо от Буджакской орды Джан-Мамбет-бей, от Едисанской — Ислям-мурза, Мамай-мурза, Тимур-султан-мурза и Халил-Джаум-мурза...
На рассвете часовые российского пикета на каушанской дороге услышали глухой стук копыт. В полумраке показался силуэт одинокого всадника.
— Дикак, скачет кто-то, ваше благородие!
Молодой поручик, мирно дремавший у костра на куче сена, поднял голову, спросил сонным голосом:
— Кто скачет?
— К нам... Из Каушан.
Поручик нехотя привстал, посмотрел на дорогу.
— Может, разведует? — предположил кто-то из солдат.
— В одиночку-то? — возразил другой.
— Одному-то как раз способнее. Шуму меньше и проскользнуть легче.