Если, конечно, подумалось папаше, и он надул щёки, размышляя, если только Пёс не знает про Хёлвера что-то неизвестное папаше Лонгу, а такое очень даже может быть!
— …выгодно продать…
— …не пойми что там начерчено!..
— …Бора не зря копают… заплатят хорошо!
Мысли, которые сейчас метались в голове Лонга, были куда больше и сложнее, чем могла вместить голова обыкновенного трактирщика, и от осознания огромности этих мыслей ему становилось еще тревожней и страшнее.
В конце концов, после того как Натан Пёс еще несколько раз напомнил про «должок», Хёлвер с большой неохотой забрал со стола футляр и сунул под куртку.
— …что Марель тебя не узнал? — услышал его голос папаша и покрылся холодным потом.
Вовсе он не хотел наверняка знать про всякое такое! И вообще хотел забыть о профессоре! Мало того, что папаше Лонгу пришлось наврать следователю про тот вечер, когда был убит Марель — сказать, будто вечер был самый обычный, притвориться, будто он не видел, как Пёс караулил профессора, а потом пошел следом за ним до следующего кабака… Так теперь еще и этот разговор двух капитанов, по которому выходит, что история отнюдь не закончена, а может быть, и не началась-то еще толком.
История, вполне возможно, и не началась, а папаша Лонг уже на грани сердечного приступа. Опасны в его годы такие волнения, вот что! — …если и узнал… разница…
— …нюх потерял, что ли, Пёс?.. думаешь… наизусть помнил всех, кого прищучил?.. быть записи, и тебя по ним вмиг…
Натан Пёс выругался, затейливо и во весь голос, вдобавок еще ахнул кружкой по столу, и было это так неожиданно и громко после едва слышного бормотания, что папаша Лонг с перепугу едва не обделался.
Глава 3
Сегодня Карасю во второй раз удалось улизнуть из кухни после окончания работы. В первый раз — пару дней назад: он подбил одного из кухонных мальчишек устроить ему «путешествие» по опустевшему второму этажу, где обучали младших акваморов и где занятия оканчивались рано. В комнатах выше еще вовсю вещали профессора, на лестнице слышны были их голоса и размашистые шаги, а еще — шепотки и приглушенный смех акваморов, которые, как видно, неспособны были сохранять полную тишину. Спутник Карася тогда провел его по нескольким коридорам и показал среди прочих кабинет покойного Мареля дель Бриза.
Перед приятелем Карась делал вид, что интересен ему был вовсе даже не кабинет, а развешанные вокруг него карты. Но стоило ему увидеть эти карты — он забыл и про Мареля, и про саламандру, и про то, что они наверняка получат нагоняй, если кто-нибудь из профессоров или сторожей застукает их, шляющихся по второму этажу. Потому что карты показали Карасю что-то невообразимое, гигантское, сплошь укрытое водой, в которой обитаемые земли рассыпаны были до невозможности скупо и казались такими беззащитными и маленькими, что аж коленки подгибались и в животе что-то сжималось.
Карась долго изучал остров Бриз, похожий на мосластую кость, и крохотную точку в его узкой части — Бризоль. Казалось, отсюда рукой подать через пролив до Ская, столицы Сирокко, и Карась никак не мог оторвать взгляд от острова, принадлежащего его родному клану. А потом мальчишки начали искать, где же находятся остальные земли Сирокко, и оказалось, что это страх как далеко, на другом краю воды. Спутник Карася, правда, уверял, что если плыть не в их направлении, то есть к западу, а наоборот, к востоку, то попадешь в земли Сирокко куда быстрее, но это была чушь какая-то, потому Карась на неё только фыркнул и продолжал жадно рассматривать россыпи островов, названия которых столько раз слыхал от родителей. Во-он там они, далеко-далеко, Хенна, Эвора, Трох и другие. А вот Фару, родной остров его матери, и где-то там, наверное, Карася ждёт его род, ведь мама говорила, у них была очень, очень большая семья…
А потом на третьем этаже захлопали двери, громче зазвучали голоса, и мальчишки помчались к лестнице, чтобы кубарем скатиться вниз, пока их не застукали расходящиеся с занятий акваморы. Но эта карта осталась в памяти Карася, словно чеканка на монете, и много раз за минувшие два дня он рисовал палочкой на земле островки, которые ему удалось запомнить. Карась сделался так рассеян и задумчив, что едва не оттяпал себе палец, нарезая зелень, а потом, вынося очистки, оставил открытой дверь во внутренний двор, в кухню оттуда вбежала кошка и наделала кучу переполоха, а Карасю достался подзатыльник от повара.