Карась зажал себе рот, чтобы не завизжать как девчонка.
Он знал этот звук, с которым клинок пронзает тело, этот мерзкий хрустяще-хлюпающий звук, который…
Он зажмурился.
…с которым год назад совсем другой клинок пронзил тело его отца. Карась слышал это из-под кровати, куда отец велел ему забраться и сидеть тихо. Наверное, именно тогда что-то случилось с его носом, потому что кровь пахла так горячо, тошнотворно и сильно, этот запах заполонил всю комнату, залез в его нос, горло, разорвал его грудь и не давал дышать долго-долго, а потом Карась чувствовал, как меняется этот запах, когда лужи отцовской крови на полу остывают и высыхают. Он пролежал под кроватью почти сутки, наедине с запахом крови, потому что знал: пока он будет лежать так, от его мира остаются какие-то призрачные ошметки, а когда он выберется и увидит — его мир рассыплется на куски окончательно и навсегда.
Кровь, льющаяся на холодную землю, пахла иначе, острее, и этот запах тоже обволок весь Карасий нос, по горлу добрался до груди и заметался там кашлючими пузырьками.
Карась сглотнул раз, другой, зажал рот так сильно, что ногтями впился в щеки. Его колотила дрожь, но он этого не понимал, только в отчаянии соображал, что руки плохо закрывают рот, и это паршиво, потому как тот вот-вот начнёт орать. Карась смотрел на лежащее тело профессора широко открытыми глазами, но почти не сознавал, что именно видит. Вот второй человек отирает об одежду Мареля длинный кинжал и возвращает его в ножны на бедре, начинает шарить по карманам профессора, шарит там так бесконечно долго, и Карась всё боится вдохнуть и понимает: вот-вот пузырьки в груди окончательно расцарапают его грудь, и он зайдется кашлем, который услышит вся Бризоль. К горлу подкатывает, и Карась пытается сделать глубокий вдох ртом, но не может, потому что зажимает рот руками.
Наконец убийца издает восклицание, которое Карась слышит словно сквозь толщу воды, и поднимается. В руке у него тонкая кожаная трубочка, в каких всякие умники носят важные бумаги. Лежащий на земле Марель дель Бриз хрипит, он еще жив, убийца коротко и сильно бьет его каблуком в висок и идет, кажется, прямо на Карася. Тот снова хочет заорать, но снова не может, потому что всё еще зажимает себе рот руками, а убийца проходит мимо него, обдавая запахом кожи и солёного ветра, проходит и пропадает в темноте, как и не было.
Карась, тут же отмерев, бежит в другую сторону, к улице Гулящей, откуда пришел, кажется, десять лет назад. Но не добегает — его колени подламываются, и он, сам не понимая как, оказывается сидящим перед телом профессора, и тот держит его за руку своей большой ледяной рукой, на губах у него пузырится чернота с запахом крови, эти губы что-то шепчут, но Карась не понимает. Второй рукой он держит откуда-то взявшийся увесистый кошель.
— Сала-мандру, — выдыхает Марель дель Бриз, глядя на него невидящим взглядом, — найди, най…
А потом он закашливается черными пузырями, и его рука больше не держит руку Карася.
***
Бризоль с утра выглядела как разъяренный пчелиный улей — Аэртону дель Бризу доводилось наблюдать такие на старой ферме у дядюшки Бартона в Сарксе. В распахнутых окнах дома напротив виднелись силуэты погруженных в повседневность людей, по брусчатой мостовой катили кареты, пассажирские дилижансы, да изредка появлялись груженые различным товаром повозки, развозящие поставки со складов по лавкам и магазинчикам Счастливой улицы. По тротуару спешили по своим делам господа в деловых сюртуках, погруженные в свои проблемы, под ногами у них крутились уличные мальчишки — разносчики «Вестей Бризоли», серого газетного листка, лоточники с пирожками и просто попрошайки, последним доставались пинки и тычки от ровесников, находящихся при деле, и всем одинаково перепадало тростью по спине от потерявших терпение бризольцев.
С улицы пахло свежей выпечкой из пекарни «Троттса», что находилась на первом этаже дома, где снимал апартаменты Аэртон, и горячим брусничным отваром, что любила заваривать по утрам вдова Камилла, хозяйка пекарни. Эти запахи мешались с ароматами конского навоза и черного дыма из печных труб.
Вернее, Аэртон знал, что улица заполнена этими запахами. Он отчетливо помнил их. Только вот сам уже давно ничего не чувствовал. Издержки профессии. По роду деятельности ему доводилось бывать в таких смрадных дырах, что нос давно уже утратил способность воспринимать запахи.