— Чем я занимаюсь за пределами кабинета, не твое дело.
— Я всего лишь спросила. Ты так переживал обо мне, сказал, что мне есть о чём волноваться, и я хотела показать, что тоже о тебе забочусь. Это просто моя личная взаимность.
— И сколько, в точности, у тебя личностей? — Он одарил меня шутливой улыбкой. — Четыре, пять?
Я делаю фальшивый вздох. Я фактически горжусь им. Гордон не только милый, но ещё и не теряется в спорах!
Прежде чем я могу ответить, он кладёт конец нашему репетиторскому веселью.
— Почему бы тебе просто не закончить задание, чтобы я мог пойти домой и заняться более важными делами? — предлагает он.
Я знала. Я представляю, как взмахиваю закругленным концом карандаша напротив лба Гордона. Хлоп! Прямо в точку. Ещё раз… хлоп!
— Более важными вещами? — Я смотрю на него, не поверив своим ушам, но он всего лишь пишет и пишет, игнорируя меня, словно я слишком ничтожна, чтобы со мной беседовать. — Эй… Господь когда-нибудь давал тебе советы? Не злись на меня. Я просто интересовалась.
О, да, раз он хочет битвы, он её получит.
Гордон смотрит на меня, и я совершенно уверена, что он собирается предположить мне в пару другого репетитора, кого-то, с кем я буду лучше ладить, но вижу маленькую улыбку, появившуюся на его губах.
— Да, иногда Бог и я зависаем вместе.
Он может шутить! Он всё ещё может быть человеком.
— Для отчёта, это ты начал.
Я улыбаюсь, больше к своему разочарованию.
— Для отчёта, Моторная девчонка, ты ничего обо мне не знаешь.
Хм-м, я не могу сказать, что он неправ, даже если он придурок, так как снова назвал меня «Моторной девчонкой». Я не знаю его. И он тоже не знает меня, так что нефиг.
— То же касается и тебя. Я, может, и не лучшая в химии, но с другой стороны, мне не о чем беспокоиться. Знаю, я не должна объяснять это тебе, но я не необразованная имбецилка, которой я, по твоему мнению, являюсь.
По факту, кроме потери Сета, моя жизнь просто прекрасна. Бережно хранить себя от большего горя — моя главная цель. Это, а не химия, мое самое большое беспокойство. Хотя, решение уравнения C3H8+O2= CO2+H2O быстро набирает значимость.
— Итак, теперь, когда начало положено, можем мы, пожалуйста, закончить? — спрашивает он.
— Отлично.
Мы больше ничего не говорим. Я работаю над уравнениями, стараясь как можно лучше вспомнить то, что мне объяснял Гордон. Не знаю, почему мы вынуждены изучать вещи, для которых не предназначены. Впрочем, у меня нет никакого выбора — ну, или я вручу папе Лолиту к концу учебного года.
— Время вышло, — говорит Гордон, начав собирать свои вещи. Я гляжу на сотовый. Три двадцать пять. У нас ещё более пяти минут. Я поворачиваю тетрадь к нему, чтобы он проверил мои ответы.
Его глаза бегут по ним слева направо.
— Ты можешь быть хорошо подготовленным человеком, который не нуждается в моих наставлениях… — Он наклоняется и продолжает исправлять половину моих преобразований, ставя крошечную 2 под последним символом хлора. — Но, к сожалению, вынужден сообщить, что тебе всё ещё нужен репетитор.
— Точно.
Я стряхиваю пыль, всегда покрывавшую стулья аудитории.
— И, к твоему сведению, — говорит он, застегивая рюкзак, — я не зануда. Но если ты меня так воспринимаешь, то кто я такой, чтобы спорить?
— Хорошо. И, к твоему сведению, у меня нет множества личностей.
Я дам Гордону очко: в шутку или нет, но этот парень знает, как завести меня.
Это первое.
Я собираю свои вещи и тщательно укладываю их для предстоящей мокрой поездки. Может быть, дождь уже утих, и я смогу медленно повести Лолиту вдоль побережья домой. Было бы так здорово оставить память о первом занятии с репетитором позади, пока моя голова не опустеет. Я надеваю куртку, держа шлем под рукой. Возможно, пора объявить перемирие и с Гордоном. Я протягиваю руку.
— Знаешь, я действительно ценю твою помощь. Извини, если мы сделали все неправильно.
Он смотрит на мою руку около секунды, затем берет её и спокойно пожимает без какого-либо давления.
— Пожалуйста. Ты тоже извини.
Он улыбается во весь рот, и, ух ты, у Гордона Спудинки есть Спу-ямочки!
Я изображаю хладнокровие, но не могу оторвать глаз от привлекательности, которая внезапно появилась из гранита и камня.
— Увидимся в следующий понедельник, — говорю я, задерживая дыхание.
— В понедельник, — повторяет он и удаляется по направлению к доске.
Я выхожу из класса, позволяя дверям закрыться с хлопком. Вау. Я не знаю, хочу ли я поскорее улизнуть или обнять его. Мне никогда ещё не было так сложно кого-то разговорить. Чувство юмора Гордона, кажется, сделано из гипсокартона, или, возможно, у него просто был плохой день. Но в этом парне определенно что-то есть. Или же я просто идиотка, запавшая на ямочки. Встряхнись, Хлоя.
Потоп остановился, но не без озер и рек на парковке. Я направляюсь к Лолите и замечаю что-то на ней. Фабричная непромокаемая ткань. Я ускоряю шаг, исследуя инопланетный объект, который кто-то имел нахальство положить на Лолиту. Всем, кто знает кого-то, у кого есть мотоцикл, известно, что они — и вообще никто и никогда! — не трогают чужой байк и тем более не кладут что-то сверху.
Я спускаюсь, чтобы снять грубую накидку. Просто скинуть и всё. Сотни водных капель сходятся и текут, обрызгивая мои ботинки. Я пробегаю руками по пламени Лолиты, чувствуя краски, которые стоят дороже, чем сумма арендной платы Сета и коммунальных услуг. Всё гладко. Никаких зарубов, никаких шероховатостей. Ничего. Она прекрасна и, к счастью, совершенно сухая.
Глава 4
Очевидно, тот, кто оставил непромокаемый брезент, не знал о базовой этике мотоциклистов, так что я не схожу с ума от ярости, а вот Сет мог бы. Я не могу забрать брезент с собой, так что аккуратно складываю его за первой колонной в холле корпуса В.
Кто же оказался настолько заботлив, что вот так накрыл Лолиту? Возможно, Рок, но вряд ли. Кроме того, я никогда прежде не видела брезента в его багажнике. Гордон пришёл мокрый, но мы точно не друзья, я для него, скорее, галочка в списке сверхурочных дел.
Ладно. Кто бы это ни был, он явно хотел сделать доброе дело.
Я еду к Року, надеясь похитить его, чтобы он помог мне с неисправностью Лолиты. Дверь его гаража открыта. Капот мустанга поднят, но другой автомобиль расположен на проезжей части, и это не Икстерра5 Эмбер. Именно поэтому я и не ступала за его порог годами, так что обычно мы встречаемся у меня дома, а не у него. Предпочитаю держаться подальше от его амурных похождений. Я давлю на газ Лолиты, уверенная, что он слышит меня. Мне всё равно, кто кричит в его постели, мои выхлопные трубы громче.
Следующие два часа я бесцельно катаюсь вокруг, упиваясь ревом Лолиты, как любил делать Сет. Он всегда говорил, что как только ты заводишь Харлей, тут же происходит что-то мистическое. Когда я была маленькой, то не понимала, что он имел в виду, но как только мы поставили Лолите подходящие глушители, громкость и звучание непередаваемо изменились. Глубокое рычание Лолиты словно посылало вибрации по моим ногам. “Давай, Сети, втопи!” Я вопила бы, цепляясь за его спину, а мои волосы развевались бы, как у Медузы.
По моей просьбе Сет заставил бы Лолиту ускориться. Тогда я этого не знала, но она буквально просит о скорости. Требует. Сет держался бы за руль, пока бы мы не взлетели. Жаль, я не могу сказать, что поездка с моим дядей походила на полёт, парение в небесах, единение с Землей, это было лишь царапание поверхности. Но для меня это значило намного больше.
Мистически.
Непостижимо.
Может, мистижимо?
Мама сказала бы “опасно” и “безрассудно”.
Для сестры Сета, к тому же из семьи пилотов Харлей, это самое настоящее богохульство. Она настаивает, что я пойму дихотомию, когда буду носить ребенка, рожать сквозь слезы боли и радости, кормить и растить. Тогда-то, говорит она, я начну рассматривать Лолиту как смерть на колесах. Однажды я сказала ей, что поняла её сценарий “рождения”, потому что мы с Сетом заказали шестипоршневые хромовые тормозные суппорты для Лолиты, и ждали их целых девять недель, но она не сочла это забавным.