Они некоторое время отдохнули на той вершине, а затем - двинулись дальше и тогда начался настоящий поход, плевый для опытных, но изматывающий для неподготовленных, и он, прежде столь опрометчиво самоуверенный, таких нагрузок в жизни не имевший, очень скоро стал завидовать поразительной выносливости и удали некоторых особ подле себя. Не будучи до конца лишенным стереотипов, даже в наш прогрессивный век, а скорее не в силу предрассудков, но в силу, опять-таки, здравого смысла, он очень удивился и отчасти был уязвлен, когда приметил, что некоторые из девиц, идущее с ним рядом, плечом к плечу, а иногда и забегающие наперед, как ему показалось - словно в насмешку, держатся с куда большим достоинством, чем сам, демонстрируя непоколебимую стойкость, характер и волю. Это ударило по гордыне и самолюбию, а как известно, такие удары для мужчин больнее всего, но и это преподало ему урок, заставило переосмыслить многие вещи, за что, и по сей день, благодарен.
Большую часть похода продолжали подниматься, но как-то, для себя незаметно что ли? Несравнимо с началом пути, когда взбирались на гору. Здесь, на высоте, были луга - они возникали лоскутными холмами, покрытыми коврами растительности нижних ярусов, что среди леса, в сумраке крон, почти не пробивалась, здесь же - цвела и буяла, ничем, кроме жвачных животных неограниченная; луга, кое-где отмежевываясь редкими деревьями, а кое-где спадами и подъемами местности, и потому холмы представлялись лоскутами огромного покрывала, охватывающего пространство, впереди и под ногами, до видимых пределов; словом, здесь было все то, чего никак не ожидаешь увидеть, пребывая снизу, у подножия: огромные зеленые просторы, на которых, местами, паслись коровы и почти не встречалось людей. Коровам он удивился больше всего, и подумал, что козлов бы еще мог вообразить, но коров... Каким образом эти неповоротливые животные взбираются сюда? И каким-то образом взбирались. Он объяснил это наличием поблизости, более пологих склонов, чем тот, что они миновали, когда поднимались сами. Позднее, откуда-то прознал, что коров куда проще поднять, нежели спустить обратно. Чуть раньше, на собственном опыте выяснил, что с человеком дела обстоят примерно так же, но в силу других причин. Чем дальше, тем менее пологими были взлеты и падения, а после, они вновь вспомнили, что находятся в горах, о тех вновь напоминала не только колоссальная панорама по обе стороны от них, но сам маршрут: уклоны стали резче, а тропы - извилистее.
Они миновали очередной этап пути, когда вышли на одну из вершин хребта горы, по старой, давным-давно проложенной грунтовой дороге со следами от шин, и это вызвало внутри, слабый эмоциональный отклик удивления, но после коров наличие в местности проезжающих машин, не казалось таким уж невозможным событием. И на вершине, еще одним напоминанием о цивилизации, находилась вышка связи, а на вершине другой горы - прилегающей к ней, что была куда выше первой - еще одна вышка - достояние прошлого века, давно вышедшее из применения, ныне осевшее бесполезным хламом; там, на вершине, всеми забытая, она продолжала мертвым грузом отягощать землю, и была куда выше первой, и гораздо ее старше. Часть из них, быть может наиболее проницательная или попросту умевшая признавать поражение, отказалась идти дальше в силу физической усталости и моральной измотанности, но он был среди тех немногих смельчаков, кто, в виду разных причин, отважился продолжить восхождение. И хотя разум твердил остановиться, непокорный первобытный дух, пробудившийся где-то в кишках, и, затем, диким сгустком пламени осевший в середине груди, - дух, противиться которому было выше его воли, и само ее воплощение, в лучших традициях романтизма, требовал закончить начатое. Это должно было стать его маленькой победой - этот замах на Левиафана, - маленьким триумфом крошечного мягкотелого человечка - букашки на фоне каменных исполинов массива гор.
Где-то в середине пути, или, даже, ближе к его началу, он пожалел о своем решении, прекрасно, впрочем, осознавая, что так и будет, когда совершал выбор, заведомо неправильный, но не мог поступить иначе. И едва преодолев финишный рубеж, тут же осел на землю, рядом с еще одним таким же, пока другие, более стойкие, продолжили движение в сторону лежащих невдалеке снежных пластов, в намерении взять пробу, ради которой, последний бросок и затевался (для них, но не для него). Они пошли направо, а налево была вышка. Торчала подобно флагу первооткрывателей, но, по прошествии времени, только разваливалась и ветшала, тогда как горы были вечны, или, по крайней мере, рушились куда медленнее. Он слишком устал, чтобы размышлять и просто лежал, глядя вниз с вершины, и там, за один метр от его ног, или даже ближе, - там, где внезапным горизонтом заканчивалась твердь, - начиналось небо, и только будучи на грани, ты мог увидеть землю далеко внизу, а вместе с ней - тот путь, что миновал. Глядя вниз, вот так, он то и дело восторгался пройденным маршрутом, и отсюда, обманчиво казалось, - рукой подать, и ты, - казалось, мог обхватить все это руками, и хотелось, но сдерживал себя. Когда же группа закончила отбор проб и все участники маленького похода вновь объединились, в решении взобраться к вышке, чтобы не осталось за спиной непокоренных высот, он согласился с ними, тем более, что для того и шел.
Заброшенная башня располагалась на отдельном островке, и на подходе к ней, он, в первую очередь, думал о строителях, что возвели ее и еще, думал о том, с какими трудностями те неминуемо столкнулись в своей работе. И даже несмотря на всю мощь техники в их распоряжении, после преодоленного им за тот день расстояния, задача представлялась непосильной и словно в подтверждении ошибочности его неверия, вышка стояла до сих дней, но даже так - душой и сердцем, вопреки глазам и разуму, он продолжал не верить. Путники, восходя к ней, словно выходили из моря, и море тогда было небом, и вся та синева, окружающая островок, - море, и точно также медленно и тягуче, словно сквозь вязкую субстанцию, выходя из воды на берег, сокращались из последних сил их утомленные дорогой мышцы, подталкиваемые со спины пройденным, как волнами. Но взойдя, он не почувствовал себя победителем, и был сражен наповал вершиной, как и все они, или большинство, и руководитель, сделав фотографию лежащих на земле, поставил тем самым последнюю точку в судьбе зарвавшегося человека, который будучи ослепленным гордыней, вступил в неравную схватку с матушкой природой. И хотя поход еще был далек от завершения, - еще предстояло вернуться, а возвращение сулило быть адом, - для него все кончилось уже тогда. Он был готов уснуть прямо там, на высоте вершины, навеки покорившись ей, подомнув под себя, чугунным от усталости телом.