Секретарь вынес из каюты чемодан – лайнер уже подошел к пристани и спустили трап. Сохраняя на лице довольную улыбку, Филд заторопился сойти на берег, подумав, что жить здесь он все равно бы не стал, – шумно, многолюдно, разноязыкая толпа туристов, днем и ночью шляющихся по улицам и щелкающих затворами фотоаппаратов, пронзительные голоса уличных торговцев, лавки турок, греков, албанцев, французов, негров, узкие улочки, мощенные каменными плитами, старые кабачки и люди, люди, люди. В его возрасте и с его прошлым лучше жить в уединении, под надежной охраной натренированных парней, готовых за деньги лезть хоть дьяволу в пасть, самому распоряжаться на собственной территории и принимать кого и когда захочешь.
Если сколотил состояние на торговле оружием, то приходится поберечься. Не так давно под колесами стокгольмской подземки погиб инспектор по военным материалам Карл-Фредерик Алгернон. Поневоле задумаешься – а не столкнули ли его туда умышленно? Алгернон был одной из главных фигур по расследованию дела о незаконных поставках шведским военным концерном «Бофорс» оружия на Средний Восток, и в частности в Иран. В связи с этим столичная газета «Свенска дагбладет» писала: существует ли связь между убийством Улафа Пальме и гибелью К.Ф. Алгернона? Ведь во время расследования дела «Бофорс» руководство концерна сообщило, что как Пальме, так и бывший инспектор по военным материалам, предшественник Алгернона, были прекрасно информированы о деятельности концерна.
Кристофер слишком хорошо знал цену случайностям – чего бы это вдруг инспектора занесло в метро? Нет, уж лучше сидеть на своей вилле в скалах.
Автомобиль подали прямо к трапу. Усевшись на заднее сиденье, Филд поправил складку на брюках и, чуть наклонившись к уху секретаря, устроившегося рядом с водителем, негромко сказал:
– Проедемся по городу. Я давно не бывал здесь.
Откинувшись на мягкую, обтянутую бордовой кожей спинку сиденья, он смотрел в окно, на проплывающие мимо дома, парки, толпы туристов – все почти так же, как во времена его юности, только сам он уже не тот, да, далеко не тот.
Секретарь, внимательно следивший за выражением лица шефа в зеркальце, заметил слабый жест руки и приказал шоферу:
– Остановите здесь, Бэн.
Филд вылез из машины и, задрав голову, прислушался – в воздухе, напоенном ароматами моря и цветов, медленно плыл басовитый звук колокола – на звоннице зажатой между небоскребов церкви Троицы били к обедне.
– Я, пожалуй, зайду, – не оборачиваясь, бросил Филд секретарю. – Подождите меня здесь.
Прихрамывая больше обычного, он медленно пошел по каменным плитам тротуара к храму. Колокол бил гулко и печально, фигурка звонаря, всем телом налегавшего на веревки, казалась маленькой и не имеющей никакого отношения к величественным звукам.
«Как многое сумел создать человек, – толкнув дверь церкви, подумал Кристофер, – и как мало мы оставляем ему места среди им же созданного».
Филд любил бывать в храмах, хотя никогда не был верующим. Просто его привлекала возможность спокойно посидеть на скамье, сработанной неизвестным мастером из старого темного дерева, поразмышлять в тишине, уединившись там, где теперь бывает мало людей, а если они и приходят, то каждый погружен в общение со Всевышним, и никому ни до кого нет дела – все говорят с Богом. Как не ценить подобное одиночество среди людей, хотя оно и кратковременно? В такие моменты рядом нет ни секретаря, ни жены, ни детей, ни внуков, ни партнеров по бизнесу, ни биржевых дельцов, ни еще черт знает кого, проходящего по твоей жизни мимолетной тенью, но крадущего время, силы и одиночество.
Придержав покрытое благородным налетом зеленоватой патины бронзовое кольцо двери, чтобы оно не стукнуло, нарушая тишину храма, Кристофер переступил порог и огляделся – длинные ряды скамей, тусклое золото алтаря, расписанный библейскими сюжетами высокий потолок. После яркого света улицы здесь кажется немного сумрачно и прохладно.
Служба уже началась. Впереди, ближе к алтарю, сидели на скамьях несколько пожилых мужчин и женщин, а в середине устроился представительный джентльмен с розовой лысиной, обрамленной аккуратно подстриженными седыми волосами, чуть вьющимися на концах.
Подойдя к скамье, на которой устроился джентльмен, Кристофер уселся рядом, положив перед собой шляпу и перчатки. Лысый покосился на соседа и разлепил бледные губы: