Мистер Гуттон был большой шутник. Заметив, что я раскраснелся из-за духоты в комнате, он поздравил свою племянницу с тем, что у спутника ее такая горячая кровь.
— Очень пригодится нашей Розине, — проорал дядя Гуттон, — а то она все жалуется, что у нее ноги холодные.
Тут долговязый молодой человек попробовал протиснуться в комнату, но оказалось, что вход ему преграждает плотная, приземистая фигура слезливого Джозефа.
— Ты не толкайся, — посоветовал слезливый молодой человек, — мог бы и потише пройти.
— А почему бы тебе не убраться с дороги? — огрызнулся долговязый, в пиджаке, но агрессивный по-прежнему.
— Может, скажешь куда? — спросил слезливый Джозеф, и не без оснований. — Ты скажи, может, мне на газовый рожок влезть?
— Когда я был молод, — проревел дядюшка Гуттон, — девушкам обычно находилось место, даже если стульев не хватало.
Намек был воспринят с неодинаковым одобрением. Слезливый молодой человек усадил худую девушку себе на колени и, не обращая внимания на ее попытки вырваться и звуки оплеух, героически удерживал.
— Теперь Рози, — прокричал дядя Гуттон, который, по-видимому, возвел себя в ранг церемониймейстера, — не стой так, детка; ты устанешь.
Предоставленная сама себе, моя нареченная, думаю, избавила бы меня от этого; но дядю Гуттона, попавшего на представление любовной комедии, не так-то легко было лишить части зрелища, а так как зрители были на его стороне, то оставалось только смириться. Я уселся и под аплодисменты водрузил пышнотелую и тяжелую Розину себе на колени.
— До свиданья, — обратился ко мне слезливый молодой человек, поскольку прелестная Розина совершенно скрыла меня из виду. — Еще увидимся.
— Я тоже была пухленькая до свадьбы, — заметила тетя Гуттон. — Пухленькая такая — прямо пышечка.
— И неважно, сколько человек ест, — сказала Селларс-мать. — Вот я, к примеру, ем, как воробышек, а ноги мои…
— Хватит, мама, — резко перебила ее Селларс-дочь.
— Я только хотела сказать, дорогая…
— Все и так знают, что ты хотела сказать, мама, — отрезала мисс Селларс. — Мы и раньше это слышали, и никому это не интересно.
Миссис Селларс замолкла.
— Когда много работаешь, тогда ты и худой, я-то знаю, — отозвался долговязый молодой человек, с обидой в голосе. Тут меня ему и представили, он оказался мистером Джорджем Селларсом.
— Виделись уже, — коротко поздоровался он.
За ужином, который миссис Селларс, снова будто повторяя урок, назвала «тра-пе-зой», с ударением на «е», я сидел между мисс Селларс и худощавой девушкой, а напротив нас — тетушка и дядюшка Гуттон. С одобрением было отмечено, что голодным я не казался.
— Нацеловался, небось, вволю перед ужином, — предположил дядя Гуттон, набив полный рот жареной свинины с огурчиками. — Питательная это штука, поцелуи! Вот, поглядите на мать да на меня! Только этим и живем.
Тетушка Гуттон вздохнула и заметила, что всю жизнь плохо ест.
Слезливый молодой человек, заметив, что никогда еще не пробовал поцелуев, — что было встречено взрывом хохота — сказал, что он не прочь рискнуть, если худощавая девушка передаст ему один, хотя бы маленький, поцелуйчик.
Худощавая девушка возразила, что, раз уж он не привык к роскошной жизни, это может ему повредить.
— Один всего, — умолял слезливый молодой человек, — вот к этим шкварочкам.
Худощавая девушка прежде тщательно вытерла губы, а затем, под возобновившиеся аплодисменты, снизошла к его просьбе.
Слезливый молодой человек подвигал губами, причмокивая с видом гурмана.
— Неплохо, — вынес он свой вердикт. — Словно луку наелся.
Грянул новый взрыв смеха.
— А Полу, что, ни одного так и не достанется? — выкрикнул дядя Гуттон, когда смех утих.
И в полной тишине, чувствуя себя несчастным, как никогда в жизни, я получил сочный и звучный поцелуй от любезной мисс Селларс.
— Сразу лучше стал выглядеть, — заметил довольный дядя Гуттон. — Так он и растолстеет, того и гляди.
— Сразу много не надо, — посоветовал слезливый молодой человек. — Похоже, желудком он слаб.
Думаю, если бы ужин продолжался подольше, я бы все-таки попробовал сбежать и вырваться на улицу. Я уже начал обдумывать такой шаг. Но тут мисс Селларс, взглянув на часы, объявила, что нам пора идти, за что я был готов расцеловать ее без принуждения, и, будучи решительной молодой леди, сразу встала и начала прощаться. Поползновения удержать нас из вежливости она отметала, пользуясь при этом моей горячей поддержкой.