ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕ ФЕВРАЛЯ
1
Да, в Ленинграде падают снаряды
Зарею, в полдень, на исходе дня,
Его гранит осколками граня
И осыпаясь дымной колоннадой.
Но что столпы визжащего огня,
Развалин наших тихие громады,
Когда над теплым пеплом Сталинграда
Летит победа, крыльями звеня.
2
С лесной красой простились мы старинной,
Для дзотов нам нужна была она,
Для блиндажей, для надолбов нужна,—
Со всей страной делили подвиг длинный,
Чтоб ожила азовская волна,
Зазеленели волжские равнины.
Вздохнул свободно тополь Украины,
Кубанский клен, кавказская сосна.
3
Была зима — ту зиму не забудем,
И вновь зима — средь городов седых,
Где враг сгубил и зданья и сады,
Все вместе нынче радоваться будем,
Когда бойцов великих и родных,
Из рабства извлеченные, как в чуде,
Советские измученные люди,
Смеясь и плача, обнимают их.
4
В том казаке, что дрался на Неве,
Жил вольный Дон, вовек неукротимый,
И за Эльбрус с его папахой дымной
Шел ленинградец горцев во главе.
Украинские, — где-нибудь у Тима,—
Сердца в бою вдруг билися живей:
Сквозь вьюгу боя кликал сыновей,
Ломая лед неволи, Днепр родимый.
5
Сегодня примет красная столица
Лет боевых и славных дел парад.
Пусть все знамена встанут нынче в ряд,
И Перекоп, и скромный тот отряд,
Что первым шел под Псковом с немцем биться.
Так старый воин доблестью гордится —
Вновь ленинградцу шлет привет Царицын,
И Сталинграду — братский Петроград.
МАЛЬЧИКИ
Сияет майский Ленинград,
Народных волн кипенье.
Глядит мальчишка на парад.
Весь красный от волненья,
Как лес, пред ним штыки растут,
Блестят клинки нагие,
Какие танки мчатся тут.
Броневики какие!
Идут большие тягачи
И тянут сто орудий,
На них сидят не усачи,
А молодые люди.
И шепчет мальчик, как во сне.
Пленен зеленой сталью:
«Вот если б мне, вот если б мне
Такую б пушку дали!»
Мальчишка рос, мальчишка креп,
Носил уж галстук бантом…
Глядишь, уж ест солдатский хлеб,
Стал мальчик лейтенантом.
И пушку дали, целый склад
Снарядов чернобоких,
И вышел мальчик на парад
Смертельный и жестокий.
Там, где залива плещет вал,
На солнечной опушке,
Там, где ребенком он играл,—
Свои поставил пушки.
За ним был город дорогой,
За ним был город милый,
А перед ним — леса дугой,
Набиты вражьей силой.
И через голову идут
Куда-то вдаль снаряды,
Не вдаль враги куда-то бьют,
А бьют по Ленинграду.
И он, сжимая кулаки,
Сквозь все пространство слышал
И стон стекла, и треск доски,
И звон разбитой крыши.
Он представлял себе до слез
Так ясно это пламя,
Что рвется там и вкривь и вкось
Над мирными домами:
Над домом, где родился он.
Над школой, где учился,
Над парком, где в снегу газон,
Где в первый раз влюбился.
Кричал он пересохшим ртом:
«Огонь!»— кричал, зверея.
Стегал он огненным кнутом
По вражьей батарее.
И, стиснув зубы, разъярен,
Сквозь всех разрывов вспышки,
Всегда мальчишку видел он,
Шел улицей мальчишка.
Совсем такой, каким был сам,
Весенний, длинноногий,
Неравнодушный к воробьям,
Такой — один из многих.
И сам он был как воробей,
Как те, немного тощий,
Шептал себе он: «Не робей!
Храбрись, так будет проще!»
Лишь вражий залп отбушевал
И дым унесся пьяный,
Уж он осколки подбирал
Горячие в карманы.