— Всё шутим? — справа уже стоял Вишну, — каково ваше мнение по поводу места, хотя вижу, что один уже проголосовал.
— Голосую, — Брахман наклонился и чирканул пальцем по кирпичу, распрямился и нанёс длинную вертикальную полоску себе на лоб и нос, отчего его лицо разделилось на две половины.
— Вы уверены? Что здесь было? — Вишну обернулся в сторону медленно уходящего в уклон огромного поля.
Я тоже посмотрел. На долю секунды мне показалось, что вижу в дали лань, но это было очень желаемое выданное за действительное. Поле битого кирпича было мёртвым и условие это — важно. Никто не должен пострадать помимо основных участников.
— Красное поле, — промолвил я, — на местном языке значит красивое. Здесь была страна людей. От моря до моря, с широкой душой.
— Рубашки рвали на груди, кантаты сочиняли? — Брахма ковырял носом ботинка слипшиеся кирпичи.
— Тебе ли не знать, спросонья создавал?
— А ты сохранял?
— Мухоморы ели? В проруби мылись?
— Ой, слушай, ещё лучше, мясо ели и огненную воду пили. Весёлые были ребята…
Вишну и Брахма ещё несколько минут шутили и дошли до плоских шуток по то, как местные попали ракетой в Луну. Та не отскочила, так и валяется на Луне.
— Жили. Были. — Я вставил своё. — Моего разрушения не дождались, как-то сами сгинули. Красная кровь, красная площадь, красное мясо, монохромные были ребята.
— Так это не ты их? — Вишну искренне удивился и в этот же момент проголосовал. Без помощи рук, кирпича или наклонов, нарисовал себе на лбу широкую бардовую горизонтальную полосу. Просто так, невидимым способом.
— Всего не успеть. Не я. Самостоятельные были очень. Всё сами.
— Кирпичные люди — Брахма скривил рот.
Все трое мы умолкли, наблюдая как в небе ворон нарушает границу поля и редко махая крылами движется в сторону полоски леса на западе.
Нарушил тишину Вишну:
— А у них были такие маленькие коробочки в которых жил воображаемый зверёк, они его должны были кормить, убирать за ним, играть, а иначе из него вырастало чудовище. Коробочка пищала постоянно, если забыли какашки убрать, так?
Брахма тут же запищал: «Пии-пии-бип! Какашка-какашка! Тревога!». Он принялся изображать динозавра с короткими ручками, который не может дотянуться до своей задницы чтобы её вытереть.
— Или это у других было?
— Когда вы уже повзрослеете? — полушутя сказал я. Улыбнулся и открыл новый глаз.
Дело надо было делать. Начинать. Я сел на землю в цветочную позу оказавшись в один уровень с высокой травой, пробившейся сквозь слой обожжённой глины. На левую руку мне заползла кобра и двигаясь выше постепенно обвила тело перевязью от правого плеча до левого бедра. Расположилась этаким поясом. Пару раз раскрыла свой капюшон, последовательно шикнув на моих сопровождающих, затем улеглась и стала незаметной складкой одежды. Позади подошёл пёс. Встал за моей спиной, боком, дышал громко, жарко, как будто бежал ко мне от Гималаев. Чувствуя спиной его присутствие, тёплую шерсть, живое беспокойство, мне даже захотелось всё отложить. Погладить его и бросить в поле палку. Играть с друзьями и собакой. Но всё запускалось, вертелось и начиналось. Ветерок подул по земле, вскидывая прошлогоднюю листву и красную пыль. Вместе с ней, словно испаряясь, поднялись вверх и растворились в перистом облаке Вишну и Брахма. У последнего до самого конца контрастировала на голубом фоне улыбка, как у одного кота из древней местной легенды. Шутить изволил мой друг. Трава вокруг меня примялась, разложив дикие колосья и отдельные травинки словно лучами на два-три метра. Я стал центром небольшой полянки и замер, привыкая к тишине. Однако ждать её пришлось ещё четверть часа. Последние полёвки, кроты и птицы как ни торопились покинуть поле битого кирпича, всё же им требовалось больше времени. Писк их уходил к лесу. И вот, я остался с коброй и псом, сидеть на колкой бордово-коричневой земле. И тогда, видя меня и знаки неба, идя на свет третьего глаза, на тепло пса и на треск кобры, из недр земли встала другая сторона.
Подобно выстрелу спор из гриба, в шаге от меня из праха поля и до самой полоски леса встали из земли стены. Крепостные гряды лабиринтом выросли из треугольных обломков кирпичей. Выше самой длинной лестницы, толщиной в пять лежащих рядом водяных буйволов, с зубцами для укрытия лучников на вершине. Красные как тонущее в реке солнце, ещё горячие как хлеб, испечённые в земляной печи заново, стены выросли и закрыли от меня весь мир, кроме нескольких лютиков лежащих у самых моих скрещённых ног. Из-за зубцов на вершинах стен, что повторяли формой хвосты хищных птиц, полетели в меня стрелы. Кованные наконечники, каменные наконечники, стрелы из рыбьей кости и когтя зверя, стрелы с пучком подожжённой соломы, и стрелы обмакнутые в яд цикуты и тарантула. Из-за дальних, теперь заслонённых от меня стен, обгоняя тучу вибрирующих стрел летели точно в голову каменные ядра от укрывшихся за лабиринтом огромных машин из мертвых деревьев, сколоченных и связанных в великанов, бросающихся тяжёлым грузом. Куски камня, туши разлагающихся коров, массы грязи и горящие смолённые снаряды. Некоторые были так велики, что могли бы задавить сотню сидящих на месте людей. Как обломки луны они тёрлись о воздух со свистом и ненавистью, оставляя горящий или вонючий след. Ближняя стена передо мной, которой мог коснуться, протяни я руку, частично рассыпалась. Вернее, начала осыпаться, а затем образовавшийся разлом мутировал, стена распахнулась внутрь огромными вратами. Обрамляли створки врат черепа невиданных тварей с клыками и рогами. Сквозь ворота поднимая ноги над самой моей головой двинулся строй глиняных големов. Они были всё из того же кирпича, что стены, что поле подо мной и псом. Красные, выдыхающие пыль, потеющие цементом, харкающие непропечённой глиной. Из каждой ноги голема можно было бы сделать печь для лепёшек, из каждой головы — дом для пастуха. Пылающий огонь в глазах терракотовых големов вываливался вперёд угольками при их движении и поджёг траву вокруг меня. Чёрная сажа шла из каждой трещины на их теле. Тут же, меж ног големов пролезали люди в шкурах растерзанных зверей и в одеждах, покрытых пластинами металла. Они держали сети и копья, смотрели на меня яростно и дико, как на последнего врага в долгой войне угрожающей их бытию. И эти стрелы, горящая смола, подошвы големов, копья людей, все находились перед моим лицом. Перед моими закрытыми глазами. Дыхание гнева атакующих отбросило назад мои волосы. Топот их ног заставлял моё тело подпрыгивать над землёй. Летящее смертоносное облако стрел и камней бросило на меня тень. Кобра было раскрылась, но снова сложила капюшон и спряталась в страхе, обвив моё предплечье, сдавливая его мышцами. Пёс прижался сзади к моей спине, навалившись всем телом и поджал хвост. Примятые цветы повернулись ко мне лепестками, как к утреннему солнцу. Казалось они хотели выйти из земли, лишь бы быть ближе. Грохот войны поглотил мир заставляя воду в далёких озёрах выйти на берег, а птиц упасть с неба.