И я увидел, как погасло пламя свечи.
Ее глаза стали пустыми. Просто пустыми, как окна заброшенного дома. Вот ее тело задыхалось, напрягалось, а лицо выражало боль и смятение.
А затем...
Остался лишь пустой дом.
— Нет, — повторял я. — Нет, нет, нет.
Я наклонился над ней. Дыхательные пути, дыхание, кровообращение. Я открыл ее рот и, пытаясь убедиться, что там ничего нет. Но он весь был заполнен кровью.
Я не мог видеть ее такой. Я рыдал. Я все равно приник к ней, делая искусственное дыхание.
— Гарри, — позвал Баттерс надломленным голосом.
Я сделал пять глубоких выдохов со вкусом крови.
— Держи давление!
Баттерс упал на колени, его тело двигалось на автопилоте, а лицо было ошеломленным. Он положил руки на подушку, а я делал массаж сердца.
Опустевшему дому.
Я наклонился, чтобы снова вдохнуть воздух в Мерфи. Потом еще массаж.
— Гарри, — звал Баттерс. — Гарри.
Пять выдохов. Массаж. Было тяжело. Через пару минут у меня чертовски закружилась голова.
— Гарри, не получится, — сказал Баттерс. — Не получится.
— Давай! — кричал я. — Мерф, ну же!
И снова я пытался вдохнуть в нее жизнь.
Я сломал ей ребро, продолжая давить на грудную клетку.
Но все было зря.
Ничего не осталось в пустом доме.
Я ощутил, как Баттерс взял меня за руки. Он мягко отвел их от тела.
— Гарри, — сказал он хриплым голосом. — Гарри, даже если бы она находилась на столе, когда это случилось...
Я не отводил взгляда от ее лица. От ее глаз.
Я слишком боялся заглянуть Мерфи в душу. Каждый, кто смотрел в мою, видел там что-то, что им не нравилось. Я боялся потерять ее и никогда не позволял этому случиться.
А теперь было слишком поздно.
Глаза — это зеркало души.
И глаза Мерфи отныне не отражали ничего.
Некуда было заглядывать.
Я прижался лбом к ее лбу и заплакал. Беспомощно. Я закричал в гневе и отрицании произошедшего. Я знал, что этот уродливый звук едва ли можно было назвать человеческим.
Я почувствовал руку Баттерса на своем плече.
— Гарри, нам нужно идти. Сейчас же.
Я стряхнул его руку, грубо дернув плечом.
Он положил ее снова.
Мерфи больше нет.
И Зимняя мантия ничего не могла с этим поделать, даже меньше, чем ничего, чтобы заглушить эту боль.
Я провел рукой по ее волосам. Ее голова была еще теплой. Я все еще мог ощущать аромат ее шампуня сквозь железный запах ее крови.
Я почувствовал, что снова начинаю кричать. Но я схватил этот крик и хладнокровно задушил его.
Я потянулся вниз и поцеловал ее в лоб, закрыв глаза. Я почувствовал, как во мне поднимается боль. И я принял ее. Приветствовал ее. Я видел, как будущее, которое мы хотели, умирает на моих глазах. Я позволил боли сжечь все несущественное.
А когда я вновь открыл свои глаза, все в мире стало серым.
Кроме Рудольфа.
Рудольф был залит светом цвета крови Мерфи.
Он вздрогнул, когда мой взгляд упал на него.
Баттерс понял, что происходит. Где-то вдалеке я услышал его предупреждающий голос
— Гарри. Гарри, что ты делаешь?
Рудольф в ужасе попятился назад. Он целился в меня пистолетом, но мне было все равно.
— Подожди. Подожди. Я не хотел...
Я встал.
— Гарри, нет! — резко вскрикнул Баттерс.
Рудольф развернулся и бросился наутек.
Это все упрощало.
Я бросился за своей добычей.
Глава 23
Ненависть утешает.
Ненависть чиста.
Никаких вопросов, никаких забот о том, что правильно, а что нет, никаких придирок к мотивации или цели. Никаких сомнений.
Ненависть проста.
Рудольф бежал. Я преследовал. И поймай я его, то прикончил бы максимально мучительным образом.
Больше ничего не имело значения.
Стоило отдать парню должное, он хотя бы умел двигаться. Рудольф всегда заботился о своем внешнем виде, что, очевидно, предполагало не только дорогие костюмы, но и интенсивные кардио тренировки. Он хорошо умел бегать.
Чего у Рудольфа не было, так это моих способностей к концентрации и трезвой оценке ситуации. А еще он не загонял себя до полусмерти пробежками каждое утро на протяжении долгих месяцев. Он был обычным человеком. Он чувствовал боль. В общем Рудольф находился в крайне невыгодном положении.
Я прибавил скорости.
Бегущий Рудольф забавно перемежал короткие вдохи хныканьем. Он был напуган. Должен был быть. В городе, полном монстров, он только что разгневал одного из самых страшных.
Рудольф рванул в поворот направо, ведущий в небольшую погрузочную зону позади здания. Он попытался открыть дверь, но та оказалась заперта. Ожидаемо. Все, кто не сбежал, баррикадировались в домах. В эту ночь в Чикаго было больше монстров, чем открытых дверей. Понятия не имею, о чем он думал.