Можно считать, что «позже» — настало.
Как можно жить, зная, что ты умираешь? Не знаю. И не узнаю. Я никогда не была оптимисткой, поэтому и сейчас не собираюсь присоединяться к этим жизнерадостным людям. А зачем? Мне этого не надо.
Меня выписывают завтра. Завтра я буду полностью уничтожена. Завтра я буду медленно умирать. Послезавтра я пойду в школу. Послезавтра я буду сходить с ума,… но сейчас пора спать и я, прикрыв глаза, провалилась в темноту.
***
Проснувшись, я решила просто начать жить новым днем. И пока что эта попытка не увенчалась успехом.
Доктор сказал, что мне пора собирать вещи, ведь скоро приедет Фиби и заберет меня. Но я знаю правду. Я знаю, что я просто ходячий мертвец или стану им. Это случится, уверяю. Фиби уже знает об этом. Сейчас она начнет говорить мне, что у меня достаточно шансов для выздоровления, что всё в порядке и нечего волноваться. И это самое худшее… Меня просто очень нервирует, когда люди так делают. Мне бы стало намного лучше, если бы она просто ничего не сказала, а просто обняла — слова тут не требуются. Зачем что-то говорить, если здесь и так всё понятно? Этим она только ещё раз напомнит, как я безнадежна. Зачем усугублять ситуацию? Но я знаю, что она всё равно это сделает. Людям свойственны такие вещи, как жалость и сочувствие. Я знаю, что ничего не вернуть, события не изменить. Она также это знает. И да, она знает меня достаточно хорошо, чтобы понять, что я ненавижу, когда меня жалеют. Но она всё равно будет это делать. Зачем надеяться на то, чего просто-напросто не будет? Не понимаю.
Я просто смотрю на небо, которое утратило все краски. Ни единого облака. Оно чистое и безмерное, как и моя душа.
Я умру. Я умру, и даже ни разу не поцелую кого-то по-настоящему. Это мой выбор. Я просто умру. Меня не станет. Я буду как это небо. Выбор сделали вместо него. Возможно, оно захотело бы упасть, разбиться вдребезги, желая прекратить эти взгляды, которые изучают его каждый день. И оно всё равно держится там, зная, что завтра уже никогда не наступит.
А чего я хочу?
Сколько раз я думала о том, что хочу достаточно много всего, и мои желания не будут исполнены, ведь мне просто не хватит сил, чтобы исполнить это всё. Но теперь я ничего не хочу. Мне этого не надо. Я умру, зачем мне что-то менять?
Не хочу забыться.
Не хочу уйти.
Не хочу задохнуться.
Не хочу потеряться.
Не хочу спастись.
Не хочу улыбнуться.
Не хочу заплакать.
Не хочу прогуляться.
Не хочу снять маску.
Не хочу стать такой, какая есть.
Не хочу освободиться.
Дверь палаты открылась и вошла обеспокоенная Фиби, глядя на меня со взволнованным лицом. Она не стала ничего говорить, а обняла меня, прильнув всем телом, что изрядно удивило меня. Так крепко, что я могла бы умереть в её объятиях. Она была в траурном настроении, что хорошо отображалось на её одежде. Фиби никогда не одевала что-то черное, но сейчас у неё даже маникюр черный. Так странно.
— Мы выкарабкаемся, — говорит она, вытирая свои слёзы. — Всё будет в порядке, Дженн. Доктора сказали, что ты обязательно выживешь, тебе просто нужно в нужный момент сделать операцию. Черт… Я так сожалею, — ну вот, опять. Зачем это говорить? Прекрасно ведь знает, что лучше мне от её жалости не станет.
Но продолжает делать это.
Как я объясняла, людям свойственны такие вещи.
— Ты так говоришь, словно это из-за тебя у меня опухоль м… — я ещё не успела договорить, как она резко перебила меня:
— Не говори это, пожалуйста. Не надо.
— Ладно, но ещё раз повторяю, что ты здесь ни при чем. Это относится только ко мне. И это всего лишь моя забота.
— Хорошо, — качая головой, сказала она, словно не верила в происходящее, — но, Дженн, я ещё не успела сказать родителям. Я им вообще не звонила с того времени, как они улетели, — всхлипнув, произнесла, взяв телефон, видимо, намереваясь звонить. Уф, хотя бы одна хорошая новость.
— Фиби?
— Мм, — пробормотала она, очнувшись от раздумий.
— Можно тебя кое о чем попросить?
— Всё, что угодно для тебя.
— Можешь не говорить родителям?
— О чем?
— О моей болезни, — сестра непонимающе посмотрела на меня, явно думая о мотивах моих слов.
— Эм-м.… Зачем тебе это? Ты же знаешь, что они всё равно узнают и будут в ярости, что мы им сразу не рассказали.
— Они сказали, что до проведения операции ещё около двух месяцев. Зачем родителям напрягаться сейчас?
— Ну хорошо, но знай, я делаю это только ради тебя.
— Отлично. А теперь давай выбираться отсюда, — сказала я, сестра кивнула.
Затем мы упаковали вещи в машину, я попрощалась со своей медсестрой и лечащим врачом, а Фиби подписала кое-какие документы. Я подождала её в холле, и мы вместе вышли из больницы. Когда мы собирались, она мне сказала, что ко мне приходили посетители — многие ребята из школы, но никого не пускали. Я немного удивилась, но сразу вспомнила: это естественно, когда у нас кто-то болеет или когда у кого-то операция, мы всем классом приходим к нему, утешаем, приносим всякие сладости и так далее. А то, что ко мне пришла «вся школа», как выразилась сестра, то это тоже понятно, я ведь у всех на глазах упала в обморок, так учители заставили их прийти.
Мы приехали домой. Как я и ожидала, ничего не изменилось. Совершенно ничего. И не скажешь, что за один день моя жизнь изменилась во всем. Рутинная комната, рутинная квартира. Ничего нового. Абсолютно.
Обдумав ещё раз то, что хочу сделать, я взяла телефон и дрожащими руками набрала хорошо известный мне номер.
«Соберись, Дженнифер!»
— Привет! — воскликнул Ник взволнованным тоном, меня даже передернуло от волнения в его голосе. — Как ты? Что говорят врачи? — молчание в ответ. — Дженн, ты там? — опять молчание. Ноги подкосились, стали ватными, а язык не слушается меня, я не могу выдавить ни слова. — Дженн… — сказал Ник.
— Ник… привет. Со мной всё в порядке. Я тебе просто хочу кое-что сказать, не перебивай, прошу. Мне нужно высказаться. Наше общение — ошибка. Вообще, наши отношения, если таковы были — ошибка. Мы никто друг для друга. И да, это не из-за той девушки я упала в обморок, а если ты не веришь мне, то не верь — мне как бы всё равно. Знаешь, сначала я думала, что мы всё делаем правильно, но чем больше времени проходило, тем больше я осознавала, что это всё напрасно. Мы не можем быть друзьями, — сказала я, мой голос дрогнул. «Нет, Дженнифер, не останавливайся» — умоляла я в мыслях. — Мы можем быть знакомыми. Ты понимаешь, что достоин большего? Я всего лишь временное увлечение, если это так. Сейчас я не хочу делать прогнозов, но я почему-то думаю, что это на самом деле так. Верь, не верь, но я люблю тебя. Люблю по-своему. Ты мне безумно помог, с тобой я исправила миллион своих комплексов. Но если я иду на два шага вперед, ты идешь на три шага назад, и мне безумно стыдно перед тобой. Я сколько могла отрицала, что всё в порядке, но ничего не в порядке, — тяжелое дыхание Ника послышалось в трубке. — Я бездарность. Всё, что говорила Крисс — правда. Я, конечно, обычно не слышала, что она обо мне говорила, но уверена, что это правда. Я слабая. У меня нет друзей, как таковых, и общаюсь я только с тобой и своей сестрой. Я не богатая, и мои родители никто по сравнению с твоими, или Джеймса, или Энди, или… да кого-нибудь, из твоих друзей! — в кой-то веки я рассмеялась. Смех был очень нервозным, и я даже спросила себя в мыслях: не сошла ли я с ума? Но мне надо закончить то, что я начала. — Я не хочу угробить твою жизнь. Мне нужен кто-то. Мне нужен тот, кто будет также сломан, как и я, я буду чинить его, а он меня. И это не ты. Ты — это фантастическая личность, у которой всё впереди, — я замолчала. Это всё, что я хотела сказать. Но он молчит. Ничего, кроме громких вздохов.