Я хочу быть счастливой, счастливой для него. Для него единственного. Пусть он знает, что на данный момент я счастлива, и ничто не сможет причинить мне боль. Ничто не сможет стереть это.
— Что случилось? — обеспокоенный тон пробрал меня до глубины души. «Он любит меня», — напомнила я себе. Это словосочетание успокаивало и действовало словно бальзам на сердце; словно он исцелил меня и делал это вновь и вновь, опять и опять.
Подняв глаза на него, я выдавила улыбку, хотя так хотелось плакать.
«Нет, — повторила для себя, — я должна улыбаться для него».
— Всё отлично, Адам, — в моем голосе были слышны всхлипы, которые мне так бы не хотелось показывать, хотелось сдержать. — Всё замечательно.
Он подошел и обнял меня.
Не нужно было слов, не нужно объяснений. Он знал, что я в этом не нуждаюсь, поэтому он просто обнял меня. Я влюблялась в него всё больше и больше каждый миг, каждую секунду, и мне так страшно, клянусь, так страшно становилось от этого! Я представила, что могу потерять его, что могу потерять, и, просто…
Рыдания вышли наружу, я не могла уже сдерживать себя. Но это были слёзы счастья. Определенно, счастья.
По-другому и быть не могло.
— Я в объятиях своей любви, — продолжала я, — своей первой и единственной любви. Он привез меня на край света, лишь бы я поняла, что на самом деле любима, чтобы я смогла улыбнуться тебе. Как я могу грустить? — смех вырвался из моей груди. — Я люблю тебя, Адам. Люблю настолько сильно, насколько только может любить человек. И больше мне ничего не надо, слышишь? Мне просто хочется быть рядом, как сейчас. Обнимать тебя. Это единственное, что мне…
Он впился своими губами в мои, заставив замолчать.
Этот поцелуй был совсем не таким, как тот другой, на ярмарке. Этот был нежным, изучающим, мы попытались внести в него как можно больше чувственности и как можно больше любви. Тот же был страстным, нетерпеливым.
Как только наши губы и сердца разъединились, он произнес:
— Я тоже люблю тебя, Дженн, — он положил мою руку на свою грудь, в то место, где должно быть сердце. — Слышишь, как оно стучит? — его сердце выбивало чечетку в груди, задавая бешеный ритм. — Это делаешь ты со мной.
Он нехотя отстранился, чтобы это не зашло слишком далеко, я нехотя отпустила его, понимая, что должна это сделать. Он, поцеловав меня в макушку, безмолвно попросил разрешение пойти забрать вещи, и я, конечно же, согласилась.
Присев у окна, я посмотрела, как спадает пелена тумана с этого места.
И я увидела её.
Пропасть.
***
Написав Адаму письмо, в которое мне хотелось вложить, как можно больше чувственности и любви, я скатилась с кровати. Он всё ещё раскладывал вещи, а я страдала от любви к нему. Мне не хотелось потерять его.
Так почему же мне не потеряться самой?
Я не хочу видеть, чтобы он видел, как я умираю. Не хочу, чтобы было так поздно.
Так почему же не сделать это сейчас, не откладывая на потом?
Я не хочу видеть, как он испытывает боль.
Так почему же мне не испытать её самой?
Когда я вышла на улицу, то подошла к краю пропасти, которая была слишком, слишком большой, чтобы упасть туда и выжить.
Но что, если… что, если я полечу?
Что, если… у меня есть крылья?
Присев на край, я задалась вопросом: «что, если это тот самый момент?».
Возможно.
Поднявшись, я раскинула руки в стороны и подняла глаза, посмотрев в небо. И я вспомнила Адама. Я знала, что он улыбается.
И не смогла не ответить ему улыбкой.
Позади себя я услышала шорох, а затем, словно во сне, голос Адама:
— Дженн, что ты… — начал он, но осекся. — Нет, не делай этого! — вскрикнул он, и я услышала шаги позади себя.
Пора.
— Я люблю тебя, — мои слова доносились к сознанию эхом. Для меня существовал только Адам…
На моем лице заиграла улыбка.
В моем сердце была любовь.
Моя душа освободилась.
А затем я прыгнула.
И, клянусь, что, летя вниз, я увидела крылья у себя за спиной.
20.
Адам стоял на своем месте, и, будучи не в силах пошевелиться, замер. Весь мир утратил значение, перед собой он видел только пропасть и Дженн, которая ещё несколько секунд назад стояла здесь же.
Ему не верилось. Ему просто не верилось.
Ещё час назад она говорила с ним, улыбалась, признавалась в любви. Сейчас её уже нет. Он никогда не увидит её радости, он никогда не увидит её, любимую, самую лучшую, его собственную Вселенную.
Он хотел вернуть. Он хотел повернуть время вспять, понять, почему всё сложилось именно так. Он хотел… но не мог.
Не мог. Какое странное словосочетание. Он хочет, но не может. И так всегда, всегда так было в жизни. Мы не можем, и руки опускаются, а тело дрожит от горя.
Парень не плакал. Нет, он не плакал. Он не мог плакать. Все его чувства ушли на второстепенный план, для него имела значения только она.
Адам рухнул на землю, боясь произнести что-то. «Что испытывала она?» — задался вопросом парень. Покой? Умиротворение?
Руки начали непроизвольно дрожать, словно тело билось в конвульсиях. Но что он мог сделать с этим? Ничего. Ему было абсолютно всё равно. Главное для него — Дженн. Он знал, что без нее он не уедет отсюда, не уйдет.
Он не верил. Он всё ещё не верил.
Он не верил в то, что её больше нет и никогда не будет. Адам не мог этого осознать. Тяжесть реальности обрушилась на него в один миг, и он не мог ничего сопоставить этому проклятию.
Ему страшно. Впервые за жизнь ему было действительно страшно.
Парень посмотрел вперед, туда, где стояла Дженни. Она… просто не могла сделать такое. Она не могла так поступить с ним, зная, что это принесет ему нечеловеческую боль. У Адама было такое чувство, будто душа отделилась от тела, и у него нет ни мыслей, ни морали, ни совести.
У него действительно ничего не было. Даже Дженн.
Дженн, его маленькая Дженни. Все секунды, все минуты, проведенные вместе всплыли в голове, словно этим хотели показать, насколько тяжела утрата, насколько он бесполезен, потому что не может уже ничего изменить.
— Адам, смотри! — прошептала Дженн, смотря куда-то вдаль.
Когда парень подошел к ней, он сначала не поверил собственным глазам, поэтому для достоверности протер их.
— Это что… — начал он, — … парк аттракционов?
— Похоже на то, — улыбнулась Дженни своей милой и самой что ни на есть наивной улыбкой, — как ты думаешь, родители позволят пойти нам туда?
Адаму не хотелось её расстраивать, но и обнадеживать тоже.
— Я не знаю, милая, — произнес он, — но в будущем мы обязательно окажемся в таком месте. Обещаю, — последнее слово парень сказал шепотом.
На берегу океана в этот день было холодно. Смертельно холодно.
Адам и Дженни сидели около прибоя, смотря, как волны ударяются о песок.
Парень посмотрел на нее, увидев больше, нежели простую девушку. Он увидел в ней то, что не смог бы увидеть любой другой человек, кроме него. И это было волшебно.
Адам увидел в ней свою любовь. Единственную любовь.
— Дженн, подойди сюда, — сказал он, подойдя ближе к океану. Волны омывали его ноги.