Мое намерение вовсе не таково. Я не стал бы, впрочем, оправдываться перед самим собой, поскольку с тех пор, как я сделал свой первый шаг в общественной жизни, то есть с 1842 года и до сего часа, в течение 30 лет непрерывной деятельности в лоне революционного социализма, я не упускал ни одного случая протестовать всей силой своего разума и сердца против российской державы, против московской империи и срывать маску со всех ее жестокостей и мерзостей, как внутренних, так и внешних, представляя их всегда, в соответствии с исторической истиной, не как случайные или произвольные действия тех или иных личностей: царей, министров и других крупных или мелких военных, гражданских либо церковных государственных чиновников, но как фатальные следствия всей системы, как неизбежность, присущую самому принципу этой чудовищной империи. В 1848 году, как на первом славянском конгрессе, который собрался в июне в Праге, и я горжусь тем, что принял в нем участие, так и в брошюре, которую я опубликовал в октябре, в то время как Вена была осаждена генералом князем Виндишгрецем, расстрелявшим из орудий Прагу, я сделал все возможное, чтобы внушить австрийским славянам, что они окончательно похоронят свое столь справедливое дело, если попытаются взять ему в помощники московскую державу, и что у этого дела - реального освобождения народных масс, соединенного с требованием их национальной автономии, не было более ожесточенного, более жестокого, более опасного врага, чем Российская империя.
Мне было не трудно доказать им это, указав на пример Малороссии и Польши; первая по своей воле встала под защиту московских царей; вторая истерзана и порабощена с согласия двух великих германских держав той славянской державой, что называет себя защитницей славян; и та, и другая в равной степени доведены сейчас до столь опустившегося, столь ничтожного состояния, которое трудно представимо даже в славянских странах, находящихся под игом немцев или турок. Я привел им, наконец, пример самой Великороссии, где все то, что составляет достоинство, право, жизнь и благополучие наций, с самого начала отдано на грубый и алчный произвол бесстыжей бюрократии и систематически приносится в жертву главной заботе и, образно говоря, религии империи: всесилию царя как внутри, так и вне страны.
Уже тогда, не останавливаясь на бесплодных и всегда напрасных обвинениях против личностей, более или менее представляющих эту державу, я стремился, главным образом, доказать, что зло и преступления, которые проявляются и позорят политическое существование империи, присущи самому принципу государства, и что для освобождения славянских или неславянских народов, стонущих под ярмом царей, нет никакого иного средства, кроме роспуска империи. Я добавлял, что, пока эта империя существует, русские, вынужденные союзники немецкой политики, неизбежно будут не братьями, а врагами славян. Пока она будет стоять, говорил я, вы всегда увидите ее на стороне двух великих германских держав, Австрии и Пруссии, ее неразлучных подруг и сообщниц, всегда плетущих заговоры и всегда действующих заодно против свободы славянских или неславянских народов.
Как следствие, я посоветовал австрийским славянам отринуть как опасных обманщиков или предателей пропагандистов московского панславизма, как и нового австрийского славизма, изобретенного или по крайней мере публично представленного в тот же год чешским историком, доктором Палацким, сторонниками которого были Ригеры, Браунеры, Туны и разные другие политические эквилибристы, о которых мне уже представился случай выразить свое мнение выше. Я им посоветовал принять полностью, исключая все иное, принцип народной, социальной и демократической революции, и, забыв обо всех исторических претензиях, изгнав из своих сердец глупые расовые предубеждения, протянуть братскую руку революционерам Германии и Венгрии, которые, со своей стороны, отбросив все мысли о господстве, искренне признали бы неоспоримое право славян на автономное существование. В конце я завершил свою брошюру заявлением о моем глубоком убеждении, что освобождение славянских, немецких, венгерских, итальянских народов может произойти, а их свободные федерации могут создаться только на руинах российской, австрийской, прусской и турецкой империй.