Острое чувственное удовольствие было столь велико, что Джун, испугавшись, заставила себя сделать пару глубоких вдохов и выдохов и открыть глаза. Откачнувшись от спины Бретта и выпрямившись, она пробормотала в свое осуждение какие-то слова и решительно тряхнула головой.
— В чем дело? — спросил Бретт, повернув к ней голову.
— Ни в чем.
В самом деле: ни в чем. Просто нашло вдруг на нее какое-то наваждение.
— А почему вы краснеете? — не унимался Бретт, опять повернув к ней голову.
— Я не краснею. Пожалуйста, следите за дорогой. Мы тут на открытом пространстве и каждый может видеть… Я хочу сказать, может сбить нас.
Руки Джун снова легли на его талию, и под развевающейся на ветру рубашкой она почувствовала крепкую мускулистую плоть. Она решила не изображать из себя школьницу-скромницу и не стала одергивать рубашку. Просто теперь она будет держать себя в руках. Никаких наваждений, никаких всплесков эмоций. Она не позволит, чтобы…
И все-таки они не убереглись от дождя. Он хлынул раньше, чем они успели оказаться под крышей. Джун невольно рассмеялась, увидев, как все посетители паба — правда, их было немного — дружно обернулись к вошедшим, с которых стекали потоки воды.
— Милости просим! — приветствовал их бармен, уже другой, не тот, от общества которого Джун в прошлый вечер несколько раз бросало то в жар, то в холод. — У нас тут есть чем согреться. Обещаю, это в два счета разгорячит вашу кровь.
У Джун кровь и без того кипела, поэтому она заказала только апельсиновый сок.
— А мне виски с содовой, — попросил Бретт, пробираясь в глубь паба, подальше от входа, занавешенного пеленой дождя.
Джун следовала за ним по пятам и вдруг замерла, увидев, как он снял насквозь промокшую рубашку и выжал ее прямо в открытое окно. Она невольно провела руками по своей блузке, которая буквально прилипала к телу.
— Как несправедливо, что женщина не может позволить себе поступить так же, — пробормотала она, садясь.
Бретт встряхнул рубашку, расправил ее, повесил на спинку стула и повернулся к Джун.
— А что мешает? Вперед!
Она прищурилась.
— Не сегодня.
Бретт уверенной походкой направился к бару. У него был вид человека, живущего в полном согласии с собой. Вернувшись к столику, он поставил перед Джун сок и, протянув руку, убрал с ее щеки мокрую прядь. В этом жесте не было ничего особенного, но Джун, почувствовав прикосновение его пальцев к своей коже, оцепенела.
— У вас волосы… — Он неопределенно помахал в воздухе рукой и, порывшись в кармане, извлек несколько монеток. — Хочу немного музыки. Без музыки здесь чего-то не хватает.
— Позвольте мне, — попросила Джун.
Бретт вручил ей деньги, и она отправилась к музыкальному автомату. Когда она возвращалась к столу, нежная скрипичная мелодия уже плыла под низким потолком паба.
За то время, что она отсутствовала, Бретт успел снять сандалии и поставить их на подоконник.
— Очень люблю эту мелодию, — сказала Джун. — Она напоминает мне о… А, неважно. — Джун тряхнула головой.
— О чем она вам напоминает?
Джун ни с кем не говорила об этом.
— Так, о всяких глупостях.
Бретт не сказал ни слова, но его молчание красноречиво говорило о том, что он ждет продолжения.
— Понимаете, я практически не знала своего отца. Знала только, что в один прекрасный день он сел на корабль и уплыл куда-то: то ли на Багамы, то ли еще дальше. Как оказалось теперь — в Австралию. Вот я и нарисовала себе романтическую картинку: бурный океан, белый парусник и мой отец — то ли пират, то ли одинокий морской волк. И, когда я слышу эту мелодию, я снова вспоминаю всю эту сентиментальную девчоночью чепуху. Смешно, правда?
— Вовсе не смешно, — возразил Бретт и, не отрывая от нее взгляда, отпил виски. — Вы говорили, что не знали про этот парк.
— Не имела ни малейшего понятия. Я вообще почти ничего об отце не знала. Мать, как могла, препятствовала нашему общению.
Джун откашлялась — ей не хотелось, чтобы голос выдал ее чувства, — и посмотрела в окно: сплошная стена дождя.
— Давайте лучше поговорим о вас, — предложила она.
— Давайте лучше помолчим.
— Но у вас, наверное, такая интересная жизнь: океан, спасение дельфинов и все прочее.
— Да, у меня потрясающе интересная жизнь. Просто удивительная. Я разъезжаю по всей стране, в основном вот по таким замечательным местам, — он указал на окно, и оба рассмеялись, — и общаюсь исключительно с интересными людьми: чиновниками, хозяевами аква-парков, гостиниц и с иной подобной публикой. Но мне нравится то, что я делаю.