– От твоей истории сжимается сердце, – проговорил Довесок.
– В тяжелые времена люди часто говорят, что у них нет будущего. Но я могу смело сказать, что у меня нет и настоящего. Осталось только прошлое, и с каждым днем оно тает и кажется все менее убедительным.
Пожилая женщина с достоинством поднялась с места.
– Грейтесь у огня, развлекайтесь беседами. Я и моя семья застелем кровати чистым бельем и сообщим, когда все будет готово.
Долгое время никто не произносил ни слова. Наконец Даргер придвинулся к Огненной Орхидее и тихо произнес:
– По моим подсчетам, в Песьей Своре четверо детей.
– Не вздумайте сказать это при них, – ответила Огненная Орхидея. – Они быстро растут, особенно Маленькая Паучиха. А Ужасный Надоеда на прошлой неделе увидел свое первое убийство.
– Это, конечно, весьма похвально. Но факт остается фактом: с ними нужно что-то делать.
– Все уже делается. Мы их кормим, заботимся о них, учим полезным навыкам.
– Нет, я имею в виду, что их нужно отослать в безопасное место.
Огненная Орхидея окинула Даргера скептическим взглядом.
– Безопасное? Во время войны? Нигде не безопасно. Когда они с семьей, мы по крайней мере уверены, что они не листают непристойные книжки и не цепляют дурные привычки.
– Нас ждет чрезвычайно опасное дело. – Даргер услышал, как против воли в его голос закрадывается раздражение. – Дети нуждаются в защите.
– А взрослые в семье на что? Как раз чтобы защищать детей и заботиться об их безопасности даже в опасных ситуациях.
– Да, но…
– Вы очень добры. Но глубоко заблуждаетесь. Не забивайте такими вещами свою дурную чужестранную голову.
Огненная Орхидея отошла к Ужасному Надоеде.
– Думаешь, я не заметила, как ты колол сестру палочками для еды? Иди-ка помоги хозяевам с посудой.
Даргер отвернулся от нее и увидел, как Довесок безмолвно трясется.
– А ты над чем смеешься?
– Смеюсь? Я? Ну, может, и смеюсь. Очень забавно наблюдать, как Огненная Орхидея применяет свою неотразимую логику на ком-то другом. Вот и все.
На следующий день они добрались до Великого канала и повернули на север. Дорога по-прежнему оставляла желать лучшего, зато могла похвастать шириной. По ней мало кто ездил, и они прекрасно проводили время.
– За нами следят, – тихонько пробормотала Маленькая Паучиха – У меня зоркий глаз. Я уверена, что не ошиблась.
Довесок, поравнявшийся с девочкой после ее яростно-призывных жестов, не сдержал улыбки:
– Ты о тех двух всадниках слева, вдалеке? Или о том, который время от времени появляется впереди, проверяет, что мы следуем прежним курсом, и снова исчезает на севере? Кстати, это женщина, а те двое – мужчины.
– Ладно, может, твое песьи органы чувств лучше моих, – проворчала Маленькая Паучиха, – но мог бы не тыкать меня носом, это грубо.
– Ты подающий надежды художник, неплохой музыкант, и твоя тетушка говорит, что из тебя получится первоклассный карманник и шулер. Нельзя быть лучшим во всем.
– Что будем делать? – спросила Маленькая Паучиха.
– Ничего. Все идет как надо.
Песья Свора по-прежнему двигалась на север, останавливаясь, когда получалось, в гостиницах и монастырях, а когда не получалось, реквизируя фермы. Каждый раз они щедро расплачивались, примерно себя вели и заверяли в великодушии Тайного Императора. Их неизменно встречали со страхом и провожали с облегчением.
Вдоль дороги тянулся Великий канал. Изредка мимо проплывала наполовину груженная баржа, буксируемая упряжкой канальных ящериц. На носу и корме настороженно зыркали по сторонам громилы-охранники. Было ясно, что торговля почти сошла на нет и разбои стали обычным делом.
Вечером, когда ставили лагерь, Песья Свора заволновалась.
– Смотрите, огонь! – указал кто-то.