Владениями оказалась комнатушка в десять квадратных метров, которая была от пола до потолка заполнена кипами бумаг, включая и продавленную тахту. Книг довольно мало, с десяток. А бумажных кип — сотни.
«Работаете — и над чем, позвольте полюбопытствовать?..»
«Ну так. Немного… — Вопроса он, казалось, не заметил и продолжал: — Ах, господин министр не забыл. Все-таки я в его батарее состоял, в Освободительную войну».
Тут в дверях показалась… его дочь Марет. Примерно моих лет девушка, с роскошными каштановыми локонами, с веселым лицом в форме сердечка и внимательными серыми глазами, которые как-то не совсем подходили к ее лицу. Лишь на следующий день я догадался почему. Потому что были полны глубокой затаенной печали.
Отец Велгре сказал: «Ну вот видишь, господин премьер-министр не забыл. А ты сомневалась…»
«Как так? — тихим голосом возразила Марет. — Я совсем не сомневалась. Ты сам беспокоился, что он, должно быть, забыл…»
Я встал, чтобы попрощаться. Пожал старому господину руку. Марет вышла меня проводить. В прихожей я спросил:
«Над чем работает ваш отец?»
Девушка покачала головой: «Он лишь воображает, что работает, — пишет эссе или что-то в этом духе «Основные черты идеального эстонского подростка». Но после инсульта три года назад — внешне это не очень заметно — его работа стала всего лишь игрой…»
«А вы сами, барышня?..»
«Я изучала года два в Тарту литературу. А когда отец вынужден был уйти на пенсию, бросила университет».
«А теперь?..»
«Теперь — работаю временно кем-то вроде лектора…»
«Где?»
«В «Христианском обществе молодых женщин» на курсах воспитательниц детского сада…»
Я спросил, стоя уже на пороге, и боюсь, что с каким-то непонятным мне легким искушением:
«Вы верующая?»
И эта с печальными глазами девушка ответила, спокойно глядя мне в глаза:
«Это ведь к делу не относится. Я читаю им лекции на тему воспитания в мировой литературе…»
«Но это же очень интересно, — произнес я с жаром, в тот момент вполне искренним, хотя через мгновенье тут же остывшим. — Так интересно, что я бы хотел узнать об этом побольше. Где находятся эти курсы?»
«На улице Пикк…»
«В здании «Христианского общества молодых женщин»?.. Там можно вас найти?»
«Можно. Иногда…»
«До свидания…»
Но я так и не пошел туда ее искать. Во-первых, потому, что все это происходило во времена Руты. И во-вторых, возможно, потому, что еще одно обстоятельство вдруг обрело в моей жизни угрожающие размеры, бурно заявило о себе.
Правила в приемной премьер-министра были, кстати, весьма строгие. Министры и иностранные послы приходили к премьер-министру во фраках. Генералы редко являлись в цивильной одежде. В отношении некоторых посетителей мне даже давали кой-какие инструкции. Например, накануне очередного визита госпожи Таммсааре Террас велел ее ни к кому не допускать».
Улло улыбнулся сочувственно и лукаво, я спросил: «Ну и как же ты выкручивался?»
Он с усмешкой махнул рукой: «Выкручивался. С помощью у-у-у и в-в-в».
«Это как?»
«Уговаривал-успокаивал-убеждал. И весьма-вежливо-выпроваживал».
«Она что, действительно была столь несносной?..» И Улло подтвердил: «В невероятной степени. Но то, о чем я хочу рассказать, касается визита другого гостя. И он состоялся до госпожи Таммсааре. Она объявилась на Вышгороде после смерти мужа. А тот, о котором пойдет речь, побывал там в конце лета 39-го: monsignore Антонио Арата. Нунций Его Святейшества Пия XII, недавно взошедшего на престол папы. Он должен был прийти в понедельник в десять часов. Ээнпалу уже в пятницу меня предупредил, чтобы я проводил его к нему сразу, как только тот появится. При этом посмотрел на меня лукаво и в то же время с долей усталости в глазах, так что я должен был понять: кто здесь только не бывает! Почему бы не быть и нунцию? Мы примем его. Мы выслушаем его. По традиции даже с большим почтением, чем обычно. Ибо он представляет такую странную власть, которая и не власть вовсе, но, поди знай, может, она выше даже самой высокой власти…
Так что господин премьер-министр в связи с этим визитом, как бы это назвать, ходил на задних лапках. Но затем в понедельник утром, в девять часов, на моем столе зазвонил телефон, на проводе был сам премьер-министр:
«Паэранд… — Кстати, он был не на шутку растерян, потому что обычно никогда не забывал, обращаясь к своим чиновникам, даже когда им приказывал, слово «господин». Как говорили его противники, только растерянность проявляет в нем жандарма. — Паэранд! Я звоню из Арукюлы. — Арукюла, бывшая мыза Барановых, в 26 километрах к востоку от Таллинна, с двадцатого года принадлежала Ээнпалу и была, очевидно, получена им в награду за заслуги в Освободительной войне и вообще за основание Эстонского государства. — Я звоню из Арукюлы. Мы тут застряли с майором Тилгре. Мой шофер не может завести наш «Бьюик». А в десять ко мне должен прийти нунций. Так что примите его. Передайте ему мои извинения. И не дайте уйти. Это может вызвать скандал. Побеседуйте с ним. Развлеките его. Пока я не прибуду. Это очень важно. Понимаете?».