Но ничего такого не случилось. Хотя Улло, начиная примерно с тридцатого выпуска, самовольно дополнил текст — the Government of the Estonian Republic with professor Juri Uluots as Prime minister54… Дополнение сделано в надежде на то, что имя Улуотса даже среди случайных слушателей Улло могло быть воспринято как континуитет Эстонии…
Но повторяю, ничего не случилось. Быть может, никто не услышал его передачу. А если и услышал, то не передал дальше. А если и передал, то не туда, куда надо. А если именно туда, то не тому, кому надо. А если и тому, то он почему–то, как и следовало ожидать, остался безучастным.
В десять часов Улло закончил передачу. Не только потому, что в наушниках, на фоне всеобщего треска, мир остался на его волне совершенно нем, но еще и потому, что за ним пришел Инглист или кто–то там еще. «Заканчивайте. Ступайте к премьер–министру».
По кабинету Тифа нервно расхаживал какой–то человек в запыленных сапогах, в форме эстонского капитана. Это был мужчина маленький, загорелый, с въедливыми глазами–пуговицами, на морщинистом лице пепельная щеточка усов. Тиф представил:
«Начальник штаба адмирала Питки капитан Лааман. Господин Паэранд, отправляйтесь с капитаном Лааманом. Адмирал требует связного офицера между его штабом и правительством. Возьмите это на себя. Капитан Лааман доставит вас на место. Разведайте с его помощью обстановку. И по возможности побеседуйте с адмиралом. Да найдите себе транспорт, чтобы вечером вернуться обратно и доложить мне».
Я не помню, чтобы у немцев были автомобили типа джипа или виллиса, но на чем–то, похожем на BMW, они, Лааман и Улло, отправились в путь. По какой дороге? Не ведаю. Во всяком случае, вдвоем. И совершенно ясно, что общее направление — на восток. Из дальнейшего я помню лишь несколько событий, вернее, несколько картин, которые Улло обрисовал уже во времена, когда об этом мы принципиально не говорили, правда, могло это произойти, когда Улло выпивал вместо полутора рюмок три. Он сказал:
«Покуда мы мчались сквозь кустарник, я разглядывал капитана, сидящего рядом. Он вцепился в колесо руля, согнулся над ним, лицо сосредоточенное, и громко объяснял, чтобы я слышал его сквозь грохот машины, которую то и дело встряхивало на ухабах:
«Мы опоздали на две недели. По крайней мере — на неделю. Так что я не верю, что нам удастся… Но мы все–таки попробуем…»
И Улло сообразил: значит, этот старый вапс 55, которого правительство Эстонии пять лет продержало в тюрьме и который с немецкими документами бежал вместе с репатриантами в Германию, — он, стало быть, и есть самый отчаянный среди отчаянных, которые, несмотря ни на что, попробуют?..
И затем — какая же это была мыза — Кабала, Набала, Ания, Хагуди — они подъехали к ней. Вдруг Улло схватил капитана за руку, ему показалось, будто в кустарнике у дороги что–то шевелится. Тут же какие–то люди в серой финской форме выскочили из кустов. Капитан выхватил из–за пазухи сине–черно–белый флажок размером с носовой платок, помахал им перед носом солдат и остановился под визг тормозов у задних ворот парка.
«Доложите, что здесь происходит!»
Парень в мундире Oberfahnrich'a56 с сине–черно–белой нашивкой на рукаве выскочил из кустов на обочину дороги:
«Господин капитан, боевая группа «Питка», третья рота, тридцать семь человек, под командованием прапорщика Трейера готовится взять мызу…»
«Взять у кого?»
«У немцев, отступающих от Поркуни».
«С какой целью?»
«С целью пополнить ружейные запасы, господин капитан».
«Сколько здесь немцев?»
«По данным разведки, не больше, чем нас».
«Гм. Учтите, что здание обеспечивает их прикрытие. Тем не менее действуйте. Чего вы ждете?»
Прапорщик сказал неуверенно: «… Я бы хотел призвать их…»
«Призвать к чему?» — строго спросил капитан.
«Сдать оружие и драпануть в Таллинн».
Капитан сказал: «Попробуйте».
Прапорщик пробормотал: «Я настолько не знаю немецкий…»
«Я тоже не знаю».
Улло же подумал: а наше общественное мнение сделало из Лаамана почти что немца…
Капитан тихо повторил: «Ну, действуйте!»
Плюх! Плюх! Плюх! Крайние бойцы по указанию прапорщика перепрыгнули через низкую изгородь. В то время как средние, топ–топ–топ, побежали гурьбой через задние ворота в парк, ища укрытия в кустах и живой изгороди. Улло рассказывал: «Кстати, почему я этот топот и это плюханье так хорошо расслышал и запомнил: потому что все это время прислушивался, не приближается ли гул русских танков, идущих с севера по Нарвскому шоссе…» Нет, не слышно. В разбитых окнах двухэтажного с белой штукатуркой здания ничто не шелохнулось. Капитан и Улло ринулись вместе с прапорщиком через ворота в парк и присели в кустах акации. В руке у Улло пистолет, который ему сунул в джипе капитан. Ближайшие окна дома были в пятнадцати шагах. Улло сказал: «Попытаюсь поговорить с ними…» И выкрикнул в сторону дома: